Кремлевский романист Сурков пишет на деньги Прохорова

«Мздоимство, откаты, крышевание; госинвестиции в жен, деверей и племянниц, корпоративная торговля должностями, орденами, премиями, званиями…»

В середине июля журнал «Русский пионер» специальным приложением выпустил роман Натана Дубовицкого «Околоноля». Он написан под псевдонимом одним из известных колумнистов журнала, сообщил в предисловии главный редактор Андрей Колесников (справка ИА «Руспрес»: издает на деньги Михаила Прохорова журнал «Русский Пионер» и организует сопуствующую VIP-программу). Автор — первый заместитель руководителя администрации президента Владислав Сурков, рассказал и чиновник и сотрудник медиагруппы «Живи» (справка ИА «Руспрес»: принадлежит Михаилу Прохорову) издает журнал. Дубовицкая — фамилия супруги Суркова Натальи (указана в его декларации о доходах). Сурков не стал отвечать на отправленный в его приемную факс с вопросом об авторстве романа.

Колесников говорит, что получил текст по электронной почте, может только догадываться, кто автор, но уверился, что это один из колумнистов журнала. Он счел роман хорошей прозой и, поскольку автор просил издать его уже летом, предпринял усилия, чтобы сделать это буквально за неделю.

Главный герой — книгоиздатель Егор Самохвалов — занимается, в частности, политпиаром, договаривается с оппозиционной журналисткой о заказных статьях. Она пытается ругать власть, но герой ей отвечает: «Да не власть вы ненавидите, а жизнь». По его мнению, «несправедливость, насилие и косность» — «качества вообще жизни, а не одной только власти».

Депутаты изображены завзятыми коррупционерами, берущими деньги у алкогольных компаний. Органы власти сдаются в аренду «респектабельным пронырам». Антикоррупционная кампания приводит к тому, что несколько генералов садятся в тюрьму, но в итоге кампанию прекращают: «Не все успели испугаться, как опять дело пошло по старине». Не лучше изображены либералы-интеллигенты: один из них покупает на Кавказе взрывчатку для совершения теракта.

«Блистательная» отповедь «интеллигентской протестной идеологии» вряд ли расходится с авторской позицией, отмечается в рецензии в газете «Известия», вышедшей сразу после публикации.

Сурков писал тексты песен для рок-группы «Агата Кристи», искусствоведческие эссе в журналы «Артхроника» и «Русский пионер». Последний в июне провел чтения, на которых Сурков рассказывал о неоконченных романах.

Сурков стал чаще публично излагать позицию с 2006 г., при президенте Дмитрии Медведеве она несколько изменилась. В 2006 г. он, введя термин «суверенная демократия», говорил, что для демократий нормально, когда власть поддерживает одну партию, а парламент управляемый. Летом 2008 г. сообщил, что достаточно четырех сильных партий. Но в конце года его подчиненные участвовали в создании «Правого дела», а в июне 2009 г. он заявил, что единороссам надо учиться публичной открытой дискуссии, отметив важность конкуренции.

Сурков — не идеолог, а администратор-прагматик, реагирующий на текущие вызовы, говорит политолог Алексей Макаркин. В пору оранжевой угрозы он боролся с либералами, сейчас главная опасность — растущие в кризис протестные настроения, и Сурков готовит единороссов к тому, что возрастет роль партий второго ряда и реальная политическая конкуренция.

Роман будет восприниматься как идейно-политический месседж, уверен Макаркин.

На чем стоим

Автор называет «вековыми скрепами державы» занятия героев: «Мздоимство, откаты, крышевание; госинвестиции в жен, деверей и племянниц <…> корпоративная торговля должностями, орденами, премиями, званиями…»

Вера Холмогорова, Максим Гликин

Блеск и нищета чернокнижия

Текущий литературный сезон не балует открытиями. С начала 2009 года в русской прозе царит относительное затишье: нет, кажется, ни экстраординарного романа (если, конечно, не считать таковым «Сокола и Ласточку» Бориса Акунина), ни нового культового писателя. На самом деле нужно просто внимательнее смотреть по сторонам. Мистер Икс, призванный динамизировать шоу, все же появился, и арии его еще только предстоит по-настоящему прозвучать. Присутствие незнакомца пока мало кем замечено; одна из причин этого в том, что он вошел с черного хода. Дебютный роман Натана Дубовицкого «Околоноля», заявленный как gangsta fiction, опубликован не под маркой «АСТ» или «Эксмо», а в специальном выпуске журнала «Русский пионер», редакция которого возрождает традиции «Роман-газеты».

Герой Дубовицкого Егор Самоходов, в новом веке разменявший, судя по всему, пятый десяток, — человек из самого успешного и самого порицаемого ныне поколения, злодей поневоле, рыцарь и жертва большого передела. Проведя последние советские годы в специализированном подразделении большого госиздательства, Егор подключается к авантюрному, в духе новой эпохи, проекту своего коллеги-редактора. Братство черной книги, куда принимает Егора коллега Игорь, — не оккультная секта, а всего лишь бизнес-организация, извлекающая выгоду из хаоса, царящего на постсоветском книжном рынке. Направлений работы несколько: нелегальное книгопроизводство, реализация неучтенных тиражей, коммерческие мистификации и фальшивки, а также обслуживание богачей, имеющих литературные амбиции, то есть продажа таким людям текстов, купленных у нищих писателей.

На этом пути Егор превращается в несколько утрированного экспрессионистской авторской оптикой человека 1990-х. Ему приходится мошенничать и убивать. В 2000-х чернокнижник уже приторговывает текстами собственного сочинения, хотя в основном занят все тем же теневым литературно-медийным менеджментом, вербовкой поэтов-люмпенов и продажных журналистов. К вербовщику приходит большая любовь, но его женщина вдруг снимается в фильме загадочного авангардного режиссера, где сцена гибели ее героини оставляет впечатление реального убийства. Когда актриса-возлюбленная перестает отвечать на звонки и интернет-послания, Егор наводит справки и едет на юг, где окопался в своей студии зловещий авангардист, и тут пружина нуарного сюжета окончательно разжимается — дальше будет история не для слабонервных.

Тематически роман встраивается в ряд, намеченный книгами Андрея Рубанова и «Ценой отсечения» Александра Архангельского, — это тоже портрет как будто бы успешного, но внутренне неустроенного нестарого человека, с боем выжившего в лихое время. И Дубовицкий вроде бы тоже реалист; иногда кажется, что он вот-вот прибегнет к почти стереотипному уже приему, а именно — сделает своей конструкции маленький фантастический апгрейд, добавив искусственной завлекательности в очередную историю «про жизнь». Но он и не думает так поступать. И тем не менее «Околоноля» читается почти как фантастика — во всяком случае, серые стены капиталистического реализма решительно раздвигаются. Добиться этого позволяет некоторая картонность, кукольность, а в конечном счете сценичность персонажей и среды их обитания. Реальность как будто бы не отображается, а разыгрывается; метод Дубовицкого — своего рода театральный реализм, артистическое выпячивание условностей, обнажение бутафории.

Проза, написанная так, по идее должна быть несерьезной, далекой от каких-либо болевых точек, но результат опять оказывается прямо противоположным ожидаемому — с ужасом и мрачным комизмом последних 20 лет, равно как с бытовыми деталями и с нюансами самой что ни на есть всамделишной психологии, Дубовицкий управляется ничуть не хуже, а то и получше того же Рубанова. Дело в том, что театральность вовсе не означает легковесности, ибо театральный код здесь — шекспировский, недаром вынесенная в эпиграф фраза «give me some light» — это слова короля из «Гамлета». Вслед за Шекспиром Дубовицкий отваживается эксцентрично говорить о страшном; ни на йоту не становясь циником, он просто заглядывает в экзистенциальную бездну, где смешное и мучительное не разделены. Вне этого кода, кстати, не вполне раскрывается и нарочито макабрический, слишком литературный сюжет о мести с членовредительством — только шекспировская рамка ухватывает и его пародийность, и его серьезность.

«Околоноля» — резюме эпохи. 1990-е и 2000-е предстают здесь трагикомическим карнавалом, участники которого поглощены лихорадочной сменой масок. Дубовицкому блестяще удаются сатирические портреты; интеллектуальная анатомия любой описываемой среды, будь то олигархи, литераторы или сбрендившая левая богема, демонстрируется им с беспощадной точностью. Но сатира — не главная его работа. Основу романа составляет пристальная, печальная и очень личная рефлексия над судьбой сорокалетних. Поколению этому здесь выносится столь же строгий, сколь и ласковый приговор, предваряемый такими красивыми письменными показаниями, каковых за последние десять лет было дано очень немного.

Особые счеты у автора с интеллигентской протестной идеологией. Чего стоит произносимый героем и вряд ли расходящийся с авторской позицией блистательный ответ на антивластную риторику, транслируемую либеральной, но легко продающейся журналисткой Никитой Мариевной! Всем Никитам Мариевнам рекомендуется срочно заучить соответствующий отрывок наизусть.

Дубовицкий — счастливый обладатель меткого, проникновенного, остроумного и по-хорошему эстетского языка, благодаря которому следующее произведение дебютанта, если таковое появится, будет немедленно опознано как написанное именно им, даже если ему вздумается опубликоваться под другим именем. Без этого языка в «Околоноля» не было бы не только правильного ритма и катартического финала — не было бы самого романа. Авторское послание передается здесь на мало кому доступных набоковских и платоновских частотах; связь с Набоковым подчеркнута упоминанием «Лолиты» и аллюзией на «Прозрачные вещи». Однако пытаться определить манеру Дубовицкого через сходство с чьей-либо еще — занятие неблагодарное; у нее есть близкий контекст, но непосредственного источника не обнаруживается. Общая «литературность» поддерживается обилием стихов и вставных историй, экспромтов и цитируемых новелл, самое примечательное свойство которых в том, что они, вопреки обыкновению, не портят итоговый текст.

Интерес к роману «Околоноля», вероятно, будет подогреваться очередным раундом игры «Угадай автора»: Натан Дубовицкий — псевдоним, настоящее имя засекречено. Вопрос о том, кто такой Дубовицкий, конечно, интересен, но еще интересней исторический факт: человек в маске, дебютант-инкогнито вдруг оказался настоящим и нужным писателем, чего уже очень давно не случалось. Недостатка в мистификаторах у нас нет — есть некто Zотов, есть Анна Борисова, есть и другие неразъясненные личности. Книги Zотова и Борисовой любопытны. Но что, однако, изменилось бы, если бы этих книг не было? Вероятно, ничего — без них можно легко обойтись. А без Дубовицкого, похоже, обойтись не удастся.