Итак, острова.
В разрезе территориального вопроса вообще — и под инсайдерским углом зрения в частности.
Сначала — пресловутые «китайские карты», о которых так модно говорить в России. Желательно с придыханием и слегка выпучив глаза. Дескать, какие только территории на них в китайский цвет не закрашены. Давайте посмотрим, что и в какой цвет на них закрашено.
Фрагмент скан-копии карты «Китай, династия Цин, начальный период» из «Краткого атласа китайской истории» («Цзяньмин Чжунго лиши дитуцзи»), выпущенного Академией общественных наук Китая в 1996 г., изд-во «Чжунго диту чубаньшэ», сс. 65-66:
Российско-китайская граница на этой карте показана согласно Нерчинскому договору — последнему российско-цинскому двустороннему пограничному договору, которому современные китайские историки не отказывают в статусе сравнительно равноправного и справедливого.
Коричневым цветом обозначены территории, включенные в состав провинции Цзилинь (Гирин), зеленым – в состав Хэйлунцзяна.
Тот же район после Айгунского, Тяньцзиньского и Пекинского договоров согласно карте «Китай, династия Цин, поздний период» (сс. 67-68):
Невооруженным глазом видно, что России в свое время достался самый внушительный кусок цинского Китая. Среди участников проходившей в XIX-XX вв. дележки китайского пирога Россия — безусловный рекордсмен как по масштабам территориальных приобретений, так и по минимуму затраченных на это усилий: Приморье и Приамурье отошли к нам без особой крови, в основном, благодаря дипломатическому гению умницы Муравьева-Амурского. (В этом месте я всё время задаюсь вопросом — может, оттого и не ценим, что так легко досталось?)
К слову сказать, сколько живу в Китае — мне так и не довелось увидеть хотя бы одну изданную в КНР не историческую карту, на которой очертания современной российской границы отличались бы от варианта того же Главного управления геодезии и картографии при Совмине СССР. Ну, разумеется, за исключением Фуюаньского треугольника — тех самых уссурийских островов, судьба которых была решена на днях в Пекине.
Паки и паки реку: в КНР не издаются карты с «закрашенными в китайский цвет российскими территориями» и не ведется пропаганда необходимости их возврата. Круг моего общения, известная доверительность отношений с собеседниками, настойчивость расспросов на протяжении нескольких лет и поисков хоть каких-нибудь «хвостов» позволяют мне сделать однозначный — по меньшей мере, для себя — вывод об отсутствии в официальном Китае пресловутой «тайной доктрины» освоения северных районов, секретной программы «ползучей миграции» и Тихой-Сапой-Отторженья-Лакомых-Кусков.
Это не говорит о том, что у китайской общественности нет никаких чувств к полутора миллионам квадратных километров, которые когда-то были вполне себе китайскими. Не стоит принимать позицию официального Пекина за мнение китайской общественности. Китайская общественность — штука зыбкая, не особо внятная и весьма растяжимая. Она много чего считает и, в частности, по сю пору полагает, что до прихода «Маньчжура» в Золотой Рог на месте нынешнего Владивостока стоял большой и красивый китайский город Хайшэньвай. В целом же, в большинстве случаев отношение китайцев к «отторгнутым» Приморью и Приамурью абсолютно аналогично чувствам, испытываемым россиянами по поводу ушедших под чужие флаги земель Российской Империи и СССР. И дело тут не в пропаганде или исподволь формируемом общественном мнении — для тоски по Эльзасу не нужен Геббельс, достаточно иметь в аттестате тройку по истории. Прежде чем осуждать китайцев за их историческую память, рекомендую выдавить из себя по капле воспоминания о Севастополе и Байконуре, не говоря уже об Алясках и Финляндиях. Как почувствуете, что в голове легкость необычайная образовалась — приходите, о жёлтой угрозе поговорим.
Так вот, у этой самой китайской общественности, которую в среде китаистов принято называть бойким таким, попрыгучим словцом «лаобайсин», территориальные претензии к России есть, и претензии неслабые. И одними лишь тарабаровыми островами те амбиции не покрыть. Я писал однажды, какого труда мне стоило убедить умного, тонкого и грамотного собеседника Алана в наличии документа, согласно которому китайское правительство признаёт российскую принадлежность когда-то китайских Приморья и Приамурья — признаёт в здравом уме и на свежую голову, а не с выкрученными, как во времена заката империи, руками.
Блистательному Крису в прошлый вторник был звонок на домашний телефон. Телефонный робот-диссидент наябедничал ему о предательстве, совершенном Цзян Цзэминем, о затеянной им распродаже исконно китайских земель, о том, что Ху Цзиньтао пошёл дорожкой Цзян «цзэйминя» (игра слов: «цзэйминь» — изменник, враг народа»), подписав с Путиным соглашение по островам. Раньше на скорбной ниве телефонного диссидентства хозяйничали по большей части невменяемые питомцы Фалуньгуна, а сейчас вот национал-патриоты забрасывают свои телефонные сети в пучину, имя которой — лаобайсин.
В китайской прессе нет подробностей территориального размежевания в Фуюане, не печатаются в местных газетах карты, подобные той, что опубликовала «Комсомолка»-проститутка. «Синьхуа» и «Жэньминь жибао» спели ритуальные мадригалы, мадам Чжан из МИДа отцедила свое ледяное славословие дальновидности и мудрости обеих сторон — и всё, темы островов тут больше не существует.
Пекин сжёг оставшийся мост, лишив себя последнего casusа для территориальной belli — и не особенно желает этот поступок выпячивать. Никакого восторга здесь по поводу «подаренных» Путиным островов нет и в помине. Чего восторгаться, когда твоё правительство на твоих глазах вбивает последний осиновый кол в грудь сладкой территориальной мечте-химере?
Это — взгляд с китайского берега. Я же предлагаю оценить ситуацию с другой точки зрения. На мой взгляд, российское продвижение вглубь Китая следует рассматривать как нормальную, здоровую имперскую экспансию — и с этих позиций оценивать содержание дополнительного соглашения по островам.
Полтора столетия назад Россия красиво обставила всю прочую Европу с Японией и США как по размерам «добряков», отхваченных у падающей в ХХ век Цинской империи, так и по основательности этих приобретений (где теперь Англия с её Гонконгом, Германия с Циндао и т.д.?). Для начала уясним один простой факт — Приморье и Приамурье, прежде, чем отойти к России, были китайскими, и Россия это признавала (Нерчинский трактат).
Золотое правило любой экспансии — ты прав, когда за тобой сила. Можно сколь угодно долго рассуждать на тему несправедливости принципа «либо твоя подпись под договором, либо твои мозги на нём», но разве есть другие реально работающие схемы? Между тем, в динамике российской экспансии происходили изменения – от сокращения темпов экспансии, сворачивания российского присутствия в Китае (КВЖД, Порт-Артур) до резкого изменения баланса сил в конце ХХ века. В итоге сложилась ситуация, при которой перед в одночасье обмякшей Россией встала необходимость закрепления статус-кво на дальневосточных рубежах именно сейчас, а не через несколько десятилетий, когда за плечами у китайской делегации будет – а в том, что он будет, здесь никто не сомневается — совсем иной бэкграунд.
У этой страны есть богатый опыт разрешения «оставшихся в наследство от истории» пограничных вопросов путем незамысловатого откладывания их на потом. «Будущие поколения будут мудрее нас, они разберутся» — сказал старый Дэн. Десятилетиями висит в воздухе статус островов в заливе Бакбо, шельфа Восточно-Китайского моря, Гималайских отрогов и десятка прочих территорий и акваторий — и никто в Чжуннаньхае не страдает бессонницей в связи с этим. Придёт время — и с японцами о шельфе поговорят.
Опустимся с общеисторических высот на более конкретную болотистую почву пойменного архипелага в устье Уссури. Не утихающая в России истерика вокруг «подаренных островов» — это плач по дивану, который, уступая нам комнату в коммуналке, забрал с собой «выжитый» нами сосед. Причем, если на комнату мы ещё можем предъявить какие-то бумаги, то на диван нет никакой, даже самой завалящей квитанции. Да, мы на нём спали, ели и делали ещё Бог знает что, но кроме пятен и потёртостей мы не можем предъявить ничего, что подтверждало бы нашу собственность на диван.
Успокоившись, признаем, что квитанции на тарабаровы острова у нас нет. Огороды – это хорошо, но отчего тогда не предъявить права на площадь Тяньаньмэнь, предварительно засадив её российской морковкой? Из всех двусторонних документов единственный договор, однозначно закрепляющий принадлежность островов – это Нерчинский. И согласно ему, острова расположены в глубине китайской территории (см. первую карту). Пекинский договор, устанавливающий границу по Амуру и Уссури, о принадлежности островов умалчивает — и не надо, как это делает Галушко, искать скрытый смысл в словах «земли по левому берегу Амура отходят к России, по правому – к Китаю» и утверждать (со ссылкой на мифические «каноны международного права того времени» — Бог мой, какие каноны?), что Пекинский договор фиксирует границу по урезу воды вдоль китайского берега. Острова по Пекинскому договору элементарно ничьи. И они фактически оставались ничьими до 30-х гг. ХХ века, когда СССР в одностороннем порядке взял все острова на реке под свой контроль. Фактическое обладание диваном – тоже нормальное основание для отстаивания своих прав, но в случае с островами Советский Союз ещё в 60-х годах ХХ века признал общее «правило главного фарватера» в качестве основы для размежевания. Казакевичева протока, сколько ни жалуйся на коварство засыпающих её китайцев, никогда не была главным фарватером. А это означает, что Фуюаньский треугольник по логике вещей и общему смыслу соглашения 1991 года рано или поздно должен был отойти к Китаю.
Именно поэтому я утверждаю, что и в более частном (по сравнению с общеисторическим взглядом «с высоты птичьего полёта») плане подписание дополнительного соглашения по островам — это успех российской дипломатии. В условиях, когда российская делегация была связана ранее данным согласием на прохождение границы по линии главного фарватера, удалось не только отвести границу от «набережной Хабаровска», но ещё и поделить «китайские острова» пополам.
Мой вывод: подписанное в Пекине дополнительное соглашение 2004 года — красивый «венец» российской экспансии вглубь Китая на условиях, в общем невыгодных для КНР, и в обстоятельствах, при которых отсутствие пограничного договора для Китая гораздо выгоднее, чем его наличие. Если в двух словах, то многовековой и в целом успешный «китайский поход» России окончен – и окончен изящно, с сохранением лица. Могло быть хуже.
