Как исправить тюрьму

Чем отличается система исполнения наказания в большинстве стран от нашей?

У них основной вид исправительного учреждения — тюрьма, у нас — колония.
Заведующий кафедрой деликтологии и криминологии Сибирского федерального университета профессор Н. Щедрин довольно ярко охарактеризовал разницу между ними. «Тюрьма в Европе — это одиночные или двухместные камеры. Колония в России — это бараки на двадцать-тридцать коек. С одной стороны, плюс: не одиночка, есть с кем общаться. Но, с другой, минусов гораздо больше: колониальная среда более способствует распространению «тюремного закона» — порядков, которые устанавливают паханы, а заключенный не гарантирован от посягательств на личную неприкосновенность.
По словам одного моего коллеги, «в Европе сытая собака сидит в будке, а у нас стая голодных собак бегает по двору, и каждая готова к драке». Я уверен, что без перехода на европейские стандарты организации исправительных учреждений трудно рассчитывать на успех нашей антикриминальной политики.

— Нынешнее общество незаметно для себя наращивает скрытый криминальный потенциал. Каждый год его подпитывает 300-тысячная армия недавних арестантов, многие из которых приходят на волю с устойчивыми уголовными привычками. И все потому, что по сути современная система наказаний построена на идеологии ГУЛАГа.

Колонии остаются наследницами советских лагерей. Их создатели-большевики исходили из прин ципа, что человека можно исправить принудительным трудом. Однако в результате арестанты фактически стали дешевой рабочей силой, а в бараках заключенных утвердилась власть уголовных авторитетов. Поэтому места лишения свободы не столько перевоспитывали, сколько воспроизводили криминал. Государство отвечало на это пресловутым карательным уклоном. Получался замкнутый круг, который мы не разорвали до сих пор.

Среди населения быстро увеличивается доля вчерашних зэков, приобщившихся в местах лишения свободы к криминальной субкультуре, которую они несут окружающим. Эта уголовная прослойка особенно опасна для России, которая занимает в Европе печальное первенство по соотношению арестантов к общей численности населения.

Какую мину закладывает под общество растущее население нашей зоны? По данным МВД, уровень рецидива среди освободившихся из мест заключения в несколько раз выше, чем среди осужденных к мерам наказания без решетки. Конечно, тут влияет и тот фактор, что суды в основном назначают лишение свободы за более опасные преступления. Но все-таки наблюдающаяся на протяжении многих лет высокая повторная преступность среди вчерашних заключенных заставляет задуматься о пороках системного порядка.

Новая Россия унаследовала сформированную в сталинские годы гулаговскую инфраструктуру. Конечно, после смерти «вождя народов» она подвергалась серьезной косметической обработке. Но сохранила в неприкосновенности основные принципы организации.

Эта инфраструктура формировалась постепенно. В первой половине двадцатых годов прошлого века основной задачей исправительных учреждений считалось трудовое перевоспитание преступников. И, соответственно, в структуре наказаний в виде лишения свободы преобладали краткие сроки, в основном до 1-2 лет. В годы индустриализации заключенные стали рассматриваться как источник дешевой рабочей силы для решения крупных народно-хозяйственных задач в отдаленных, труднодоступных районах. В ноябре 1929 года ЦИК и СНК СССР учредили новый вид наказания — исправительно-трудовой лагерь в отдаленных регионах СССР. Довольно быстро лагерная система стала преобладать. Индустриальными памятниками труду заключенных того времени стали Беломорско-Балтийский канал, Норильский горно-обогатительный комбинат и сотни других объектов.

Естественно, для строительства капитальных тюрем в таких труднодоступных местах не было ни средств, ни времени. Обходились поселком из наспех сколоченных бараков, обнесенных двумя рядами колючей проволоки. Основной ячейкой организации заключенных стал отряд-бригада, многочисленный коллектив, сформированный исходя из интересов производства. Вместе работали, вместе жили в одном бараке. Как правило, в таких коллективах заправляли преступные авторитеты, а внутренняя жизнь отряда определялась не столько официальным, сколько воровским законом. Но для администрации лагерей главное заключалось в выполнении производственных планов, а не в соблюдении законов. Пример подавало высшее руководство. Так, ввиду острой потребности в рабочей силе в нарушение действовавшего тогда закона в 1939 году приказом НКВД СССР было отменено условно-досрочное освобождение и освобождение по зачету рабочих дней.

Отрядную систему обосновали идеологией. Основным ее постулатом стал тезис о том, что труд и благотворное влияние коллектива являются лучшим средством перевоспитания осужденных.

На территории РСФСР через несколько лет из 550 дореволюционных тюрем под исправительно-трудовые учреждения использовались только 236 зданий. Остальные были разрушены или приспособлены для других целей.

Постепенно тюрьма стала рассматриваться как учреждение штрафного типа, в котором отбывали часть срока особо опасные преступники. В соответствии с этими задачами в тюрьмах был установлен довольно суровый режим содержания.

С переходом к рыночной экономике оказалась подорванной материальная мотивация советской системы мест заключения. Легкодоступный и сравнительно недорогой труд заключенных перестал быть востребованным. Но сам гулаговский отрядно-барачный принцип на зоне сохранился в неизменности и до сих пор учит заключенных выживать, уважая «понятия» уголовной среды.

Отправляя человека за решетку, следует помнить, что через несколько лет он выйдет на свободу, и обществу не безразлично, с какими установками он начнет новую жизнь: станет ли прошлое досадным полузабытым эпизодом в его биографии, либо тюремная субкультура будет определять его дальнейшее поведение.

В этом свете интересны некоторые наблюдения автора ряда книг, посвященных проблемам мест заключения, Валерия Абрамкина — человека, который сам провел в этих местах несколько лет.

По его словам, критический срок пребывания в неволе для мужчин — три года, после чего он «перестает бояться тюрьмы и начинает бояться воли». Нынешняя система отбывания наказания стихийно поделила заключенных на касты: внизу — опущенные, изгои, постоянный объект унижения, на верху пирамиды — авторитеты, лидеры лагерного сообщества, решающие внутри него все важные вопросы. И не коллектив отряда, а эти лидеры являются реальными воспитателями и середняков, и опущенных. Представитель администрации работает с отрядом несколько часов, блатной лидер — круглые сутки рядом.

По словам Абрамкина, особенностью российской тюремной культуры является сохранение однажды приобретенного кастового статуса, независимо от перемещения в другие места заключения. Даже выйдя на волю и впоследствии вновь оказавшись за решеткой, авторитет остается авторитетом и в новой зоне.

Так ослабевает одна из важнейших задач лишения свободы — страх перед возможностью вновь оказаться в местах заключения. Бесспорно, достигаться этот результат должен не за счет причинения ущерба физическому или психическому здоровью заключенного, а исключительно за счет строгости режима: обеспечения плотного контроля над ним в течение всего времени суток со стороны администрации. Достижение такого результата возможно только при покамерном, желательно по 2-3 человека в камере, содержании, то есть в тюрьме.

Не следует думать, что предлагается рассадить по двухместным камерам все 750 тысяч, отбывающих наказание с изоляцией от общества.

Во-первых, число заключенных у нас может быть существенно сокращено за счет гуманизации уголовного закона и назначения более кратких сроков за решеткой, сокращения их применения за счет альтернативных мер наказания. Разумеется, гуманизация не должна касаться убийц, дельцов наркобизнеса, бандитов, посягнувших на общественную безопасность, особенно террористов, педофилов, руководителей крупных преступных организаций.

Во-вторых, в местах изоляции находится большое количество наших сограждан, для которых достаточно строгим наказанием является сам факт пребывания в неволе. Это те, кто совершил преступления по неосторожности, не относящиеся к категории особо тяжких должностные и экономические преступления, а также многие из впервые осужденных к лишению свободы за преступления небольшой и средней тяжести.

В-третьих, среди арестантов, осужденных за более серьезные преступления, достаточное количество нарушивших уголовный закон на почве бытовых конфликтов в результате случайного стечения обстоятельств либо второстепенных участников групповых преступлений. Как правило, они не нуждаются в длительном пребывании в условиях строгой изоляции.

Для этих категорий целесообразно сохранить исправительные учреждения типа нынешних колоний-поселений.

Что касается тюрем (предположительно в них будет размещено около 400 тысяч человек), то они тоже в зависимости от характера совершаемых преступлений должны делиться на три вида режима: общий, строгий, особый.

Тюрьма усиленного режима отличается тем, что не занятые на производстве или в обучении заключенные значительно больше времени проводят в камерах, время свободного общения внутри блока сокращается до 2-3 часов, вводятся по сравнению с общим режимом ограничения по числу свиданий, посылок с воли и иным льготам.

Порядки в тюрьмах особого режима, в которых заключенные должны содержаться в одиночных камерах, целесообразно сохранить на уровне, установленном сегодня в колониях особого режима.

Для авторитетных преступников перевод на камерное содержание по сравнению с отрядной вольницей будет, бесспорно, ужесточением наказания, тем более что резко снижаются их возможности обеспечивать себе приличное проживание за счет остальной части заключенных. Но для тех, кто подвергается со стороны паханов эксплуатации и насилию, тюремное содержание является своеобразным средством защиты.

Очевидно, что нынешняя отрядная система зашла в тупик, выход из которого состоит в радикальной реформе пенитенциарных учреждений. Понимание этих проблем есть у многих криминологов. Сторонником решительной перестройки исправительного дела в стране выступает министр юстиции России Александр Коновалов.

Такую огромную работу не проделать за год или два. Переход к системе, в которой тюрьма является основным типом исправительного учреждения, потребует и времени, и дополнительных ассигнований. В большинстве случаев возможно переоборудование зданий нынешних колоний в корпуса с помещениями камерного типа, где-то придется строить новые тюрьмы. Но есть все основания полагать, что затраты с лихвой окупятся уже в процессе реализации этого проекта.

Итак, чтобы радикально укрепить правопорядок, требуется двигаться в трех направлениях. Нужна гуманизация уголовного закона и практики его применения, такие новации уже приобрели форму законопроектов. Сделать тюрьму основой пенитенциарной системы (по формуле: сроки — короче, условия заключения — жестче). И, наконец, создать государственную службу по контролю и оказанию поддержки условно осужденным и условно-досрочно освобожденным, помогать в социальной адаптации вчерашних арестантов, для чего нужна служба пробации.

Системы пробации получили широкое развитие за рубежом. Там накоплен большой успешный опыт работы. У нас она находится в зародыше, хотя в зоне ее действия ежегодно прибавляется около 800 тысяч человек, и чрезвычайно важно не допустить совершения ими новых преступлений.
проект

Тюрьма: спорт, чтение, ТВ

Как, к примеру, может выглядеть распорядок дня в тюрьме общего режима? Контингент тюрьмы разбит по блокам. В 7 часов утра — выход из камер, завтрак. После чего занятые на производстве идут на работу, обучающиеся — на учебу. Остальные проводят организованно, под надзором администрации, досуг на общей территории внутри блока, которая оснащена спортивными снарядами, местами для чтения, телевидением, площадкой для общего построения и т.п. Потом общий обед, после обеда — прогулка во дворе, мероприятия культурно-воспитательного характера, ужин, построение, и в 20 часов заключенные размещаются по запираемым на ночь камерам. Подобная организация порядка в сочетании с телевизионным наблюдением обеспечит достаточно плотный контроль администрации за спецконтингентом. Резко снизит возможность преступных авторитетов влиять на остальных заключенных.
статистика

Тюремная решетка на душу населения

У нас на каждые 100 тысяч жителей приходится 630 сидельцев. (Их общее число подросло уже до 900 тысяч).

А как в Европе? На начало 2008 года в Скандинавских странах на 100 тысяч населения содержалось в тюрьмах от 66 человек в Дании до 75 — в Швеции: почти в десять раз меньше, чем в России. Даже в крупных государствах этот показатель отличается в разы: в Италии — 78 человек, в ФРГ — 95, во Франции — 100, в Испании — 126, в Англии и Уэллсе — 147 человек. В странах Восточной Европы «криминальная доля» общества колеблется от 150 человек в Болгарии и Венгрии до 234 — в Польше. Среди бывших союзных республик лидирует Украина — 332 заключенных на 100 тысяч жителей.