Всё экспертно-политическое сообщество России делится на две большие идейно враждующие группы. Представители одной из этих групп с большей или меньшей прямотой говорят о том, что Российское государство имеет вполне ясные и очевидные обязательства перед русской нацией, ради которой, собственно, это государство и существует, и что оно должно обеспечивать безопасность, порядок, достаток и культурное и духовное развитие этой нации. Представители этой группы могут серьезно расходиться в частностях, но в главном они едины.
Вторая группа подобна морю великому и пространному, тамо же гади, им же несть числа, формы и вида. Тут в одном ряду можно найти ультралибералов, православствующих монархистов, леваков, ультраправых, троцкистов, отзовистов и ликвидаторов — кого только не.
Всё это разнообразие форм жизни объединяет только одно — в центре их деятельности стоит изобретение и изложение весьма красноречивых аргументов в пользу того, почему государство Российское не должно выполнять своих обязательств перед русской нацией.
Чего тут только не услышишь — одни говорят, что нет государства и поэтому исполнять некому, другие говорят, что нет нации, поэтому исполнять не перед кем, третьи говорят, что никто никому ничего не должен, а столоначальники существуют не ради практических целей общества, а попущением Божиим.
Скрытых и явных апологий чиновничьей лени, воровства и хамства так много, что диву даются, кажется, сами чиновники (которые не при исполнении бывают не лишены ни совести, ни вкуса).
Но даже в этом море попадаются исключительные по своей красоте экземпляры. Так, недавно мне пришлось встретиться с мнением, что националисты, говорящие о том, что государство должно обеспечить нации пропитание — суть либералы-гайдаристы, и что мысль о том, что людям надо есть и иногда желательно есть вкусно — ересь, враждебная едва ли не самому русскому духу.
Дальше шло невероятное в своей инфернальной красоте рассуждение о вреде еды: «Когда человек начинает есть вкусное, он превращается в скота. История показала. Многие европейцы и американцы уже очень близки к состоянию скотов. Русским тяжелее, они максималисты, поэтому среди русских встречаются как самые аскетичные святые, так и самые развратные проститутки».
По сути, конечно, эта философия представляет собой довольно неумелое переложение на идеалистический язык философии самой коррумпированной и беззастенчивой части чиновничества, отвечающего на все претензии голодных пенсионеров, матерей, оставшихся без детсадов, рабочих, кинутых на зарплату: «Жрать захотели? Детсадов захотели? Отдохнуть захотели? НЕ ПОЛОЖЕНО!!! [Cами все сожрем, нам не хватает]». И вот рядом с оголодавшими озлобленными людьми вертится такой Табаки и орет: «Да-с! Да-с! Не положено-с! Ишь чего захотели! Либерализьмус! Каждому сто поклонов у старца-с!».
РЕССЕНТИМЕНТ
День же начал склоняться к вечеру. И, приступив к Нему, двенадцать говорили Ему: отпусти народ, чтобы они пошли в окрестные селения и деревни ночевать и достали пищи; потому что мы здесь в пустом месте. Но Он сказал им: вы дайте им есть. Они сказали: у нас нет более пяти хлебов и двух рыб; разве нам пойти купить пищи для всех сих людей? Ибо их было около пяти тысяч человек. Но Он сказал ученикам Своим: рассадите их рядами по пятидесяти. И сделали так, и рассадили всех. Он же, взяв пять хлебов и две рыбы и воззрев на небо, благословил их, преломил и дал ученикам, чтобы раздать народу. И ели, и насытились все; и оставшихся у них кусков набрано двенадцать коробов.
(Лк. 9:12-17)
Вопрос колбасы является для русской истории каким-то роковым. И к тому есть объективные причины. Провидение не обделило русских ни умом, ни талантом, ни военной силой, ни святостью, дало нам огромную, богатую всеми полезными ископаемыми землю… И обделило лишь пресловутой «колбасой», как в узко продовольственном смысле, так и в более широком смысле множества материальных артефактов, которые делают человеческое существование на грешной земле несколько менее болезненным и более-менее сносным.
Нехватка этой «колбасы», длящаяся уже которое столетие, настолько очевидна и почти оскорбительна для русского сознания, что наряду с обычными тупыми разговорами про «сраную Рашку» и прочими примитивными местечковыми мерзостями не могла, в числе прочего, не породить и рессентимента. То есть очень специфической псевдоморальной позиции, при которой тот, кто не обладает неким достоинством, не просто завидует обладающему или ненавидит его, но заявляет о том, что некое достоинство — вовсе даже и не достоинство, а напротив, недостаток. Что моральней — не иметь чего-то, чем иметь. Рессентиментное сознание приводит к утверждению, что лучше быть бедным и больным, чем сильным и здоровым.
Позиция: «сытым быть вредно, лучше русским поголодать» является одной из форм такого рессентиментного сознания. И самое отвратительное в ней — это порой сопровождающие ее псевдохристианские подсюсюкивания, не имеющие никаких обоснований ни в Ветхом, ни в Новом Завете. Достаточно вспомнить знаменитое чудо об умножении хлебов. Когда к Господу пришли ученики и рассказали о том, что пяти тысячам человек, собравшимся слушать Его в пустыне, нечего есть, Он не сообщил им, что «сытость превращает в скота», что они «Слово Божие пришли слушать, а не обжираться». Господь просто накормил этих людей, пятью хлебами и двумя рыбами «и насытились все; и оставшихся у них кусков набрано двенадцать коробов» (Лк. 9:17).
Питание, насыщение именно в христианской религии занимает такое огромное место, как ни в какой другой из мировых религий. Наша святая литургия есть не что иное, как символическая торжественная трапеза в воспоминание вполне реальной трапезы Господа на тайной вечере. И это не случайность. Писание говорит нам о том, что благословение, данное человеку при его создании было в том, чтобы плодиться, размножаться, наследовать землю и владычествовать над всякой тварью.
Оно содержало, таким образом, не только лишь духовный аспект богопознания, но и материальный аспект умножения богатства и силы в мироздании. Проклятие человека после грехопадения состояло именно в том, что сытость и достаток из Божьего дара стали для него плодом мучительного и тяжелого труда: «проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт. 3:17-19).
Вся человеческая цивилизация — каналы, плотины и пирамиды, города и крепости, книги и пушки — в конечном счете предназначена для того, чтобы хотя бы в минимальной степени облегчить человеку несение этого бремени. И красная цена ей видна хотя бы из того, что несмотря на все усилия человеческого гения люди на земле продолжают голодать и недоедать (либо плохо и некачественно питаться, как это происходит в развитых странах, где дурное питание является замаскированной формой голода).
Хлеб и колбаса являются, конечно, не единственной и не самой онтологически важной потребностью человека. Но они (и как раз у Священного Писания, в отличие от современных публицистов, на эту тему нет никаких иллюзий) являются фундаментальной потребностью человека, без решения вопроса о которой оказывается бессмысленно говорить обо всех остальных. Государство (и любая другая социальная организация), не решающее для своих подданных вопроса о хлебе и колбасе, попросту бессмысленно и не имеет raison d`etre.
ГОСУДАРСТВО
В год 6619 (1111). Вложил Бог Владимиру мысль в сердце понудить брата его Святополка пойти на язычников весною. Святополк же поведал дружине своей речь Владимира. Дружина же сказала: «Не время теперь губить смердов, оторвав их от пашни». И послал Святополк к Владимиру, говоря: «Нам бы следовало съехаться и подумать о том с дружиной». И сели думать в одном шатре Святополк с своею дружиною, а Владимир со своею. И сказал Святополк: «Брат, уж ты начни». И сказал Владимир: «Как я могу говорить, а против меня станет говорить твоя дружина и моя, что он хочет погубить смердов и пашню смердов. Но то мне удивительно, брат, что смердов жалеете и их коней, а не подумаете о том, что вот весной начнет смерд этот пахать на лошади той, а половчин, приехав, ударит смерда стрелой и заберет лошадь ту и жену его, и гумно его подожжет. Об этом-то почему не подумаете?». И сказала вся дружина: «Впрямь, воистину так оно и есть».
(Повесть временных лет. Перевод Д.С. Лихачева.)
Государство Российское, как и всякое другое, обязано заниматься вопросом обеспечения своих подданных хлебом и колбасой. Оно, как и всякое другое, имеет еще целый ряд не менее существенных функций — защита жизни, здоровья и безопасности подданных, обеспечение не только питания, но и экономического, социального и культурного развития образующей это государство нации. Наконец, как всякая социальная система, государство Российское довольно много усилий тратит на самоподдержание, на обеспечение собственной дееспособности.
Функционирование этой машины всегда и везде происходит по одним и тем же правилам — часть ресурсов с нижних уровней социальной пирамиды (питание населения, достаток обывателя и т.д.) передается на высшие (обеспечение вооруженных сил, строительство дорог и флотов, содержание весьма дорогостоящих управляющих классов — аристократии, бюрократии, монархических учреждений, Церкви). Когда ресурсы общества достаточно значительны, все это легко сделать с помощью налогов, пожертвований и прочих относительно мягких форм господства; когда общество достаточно организованно и воинственно — оно вообще может превратиться в социального хищника и содержать себя за счет соседей.
Здесь иногда возможны редкие в истории красивые примеры добровольного ограничения потребительских аппетитов общества ради высших коллективных задач. Самый красивый из них, наверное, история о том, как отцу афинской демократии Фемистоклу удалось уговорить афинян отказаться от раздела денег с лаврийских рудников между гражданами в пользу строительства флота, который одержал в итоге победу при Саламине (и, кстати сказать, принес Афинам куда больше богатств). «Но случаи такие очень редки».
Однако любое ограничение в ресурсах приводит к тому, что общество начинает пожирать само себя. Пожирание состоит в том, что носители «низших» социальных функций насильственно прикрепляются к обеспечению «высших» — с помощью рабовладения, крепостной зависимости или каких-то еще форм внеэкономического и внеполитического принуждения (последнее специально надо отметить — рабство и крепостничество являются не только «внеэкономической», но и «внеполитической» формой эксплуатации).
И вот тут мы приходим к той проблеме, которую просто для красоты и удобства можно назвать русской квадратурой. И которая состоит в следующем — большую часть своей истории Россия пыталась решить квадратуру круга со следующими вводными.
1. Плохой климат, район рискованного земледелия. Следовательно, низкий прибавочный продукт.
2. Маленькое размазанное и очень подвижное население, психологически не выносящее чрезмерного кучкования. Следовательно, мизерные трудовые ресурсы и, опять же, низкий прибавочный продукт.
3. Внешние угрозы со всех сторон. Следовательно, высокие внеэкономические расходы — оборона и все такое прочее.
4. Высокая культура и политические амбиции. Следовательно, невозможность сдать свой суверенитет во внешнее управление или принять примитивную культурную и политическую модель и за счет этого снизить расходы.
В итоге русский социум представляет собой нечто вроде пирамиды, поставленной вместо основания на вершину, или гриба с очень тонкой ножкой и очень развесистой тяжелой шляпкой.
Факторы 3 и 4 порождают богатую, развитую, исключительно сложную социальную надстройку, нужную как для обороны и самоорганизации, так и для удовлетворения очень высокоуровневых культурных и духовных запросов русских. Факторы 1 и 2 дают очень ограниченный, очень бедный социально-экономический базис, которого, вообще говоря, не должно хватать и на вполовину менее сложную цивилизацию.
Конструкция по-своему фантасмагоричная. «Так не живут». И порождающая острое чувство когнитивного диссонанса, как у внешнего наблюдателя, так и у нас самих. Примеров создания столь высокой цивилизации в таком экстремальном холоде и неуюте попросту нет. Единственные на всей планете наши широтные соседи, скандинавы, почти не сталкивались с внешней угрозой (правда, для этого они придумали довольно интересное решение — самим начать создавать эту угрозу первыми, чему, собственно, и были посвящены походы викингов) и при этом были крайне неустойчивы в смысле суверенитета — скандинавские королевства регулярно сдавали свой суверенитет друг другу и, чаще всего, самому южному из этих королевств, Дании, жившей уже в почти нормальной Европе.
Самое смешное при этом то, что мысль «упростить конструкцию», то есть сделать верхние этажи поменьше, привести их в соответствие с нижними, кажется русскому сознанию почти оскорбительной.
Конечно, находятся чудаки и оригиналы, которые время от времени подают голос: «А давайте сдадимся Бонапарте и приобщимся к благам европейской цивилизации под жерлами парижских (берлинских, вашингтонских) пушек», или «Давайте примем ислам и цивилизационно упростимся» (а надо понять, что все исламистские симпатии части нашей образованной публики порождены именно ощущением, что верхние этажи русской цивилизации какие-то слишком обширные и уж больно давят на все здание — упростить бы). Но эти чудаки — именно маргиналы в русской среде (да и в русскоязычной тоже).
Собственно, условием приемлемости любых социальных, экономических и политических решений в России является сохранение очень высокой и сложной цивилизации, созданной тут за тысячу лет. Цивилизации, в которой есть и «Слово о полку Игореве», и «Евгений Онегин», и «Тихий Дон», и «Троица» Рублева, и «Последний день Помпеи», и башня Татлина, и «Щелкунчик», и «Электрический пес», и храм Покрова на Рву, и Адмиралтейство, и Сергий Радонежский, и Менделеев, и Гагарин (я назвал бы еще с два десятка не менее важных символических ориентиров, но, боюсь, читатель заснет на этом перечислении, которое сам может сделать не хуже меня).
В этой задаче, впрочем, ничего сверхудивительного нет. Римская империя столкнулась с похожей проблемой в II–III веках — ее культура и цивилизация были дороже, чем можно было себе позволить при тогдашнем уровне социально-экономического развития. И под тяжестью этого противоречия Рим рухнул.
Западная Европа столкнулась с аналогичной проблемой в XIV–XV веках — созданная к тому моменту сложнейшая готически-латинская культура оказалась слишком тяжелой для потерявшей значительную часть своего человеческого и материального потенциала Европы.
Европейцам эту проблему удалось решить, причем решения искались с прямо противоположных сторон. С одной стороны, упрощение и удешевление культуры — Реформация, — решение, характерное для германских стран. С другой — поиск «внешних источников финансирования» — колониальная экспансия, характерная для стран романских и приведшая к колонизации Америки испанцами и вторжению португальцев в Индию.
Результатом, кстати сказать, оказалась гибридная и новаторская по принципам социально-экономическая система капитализма, лидерами которой оказались страны, соединившие реформационное удешевление культуры с успехами в поиске внешних колониальных источников финансирования. Однако «русская реформация», о которой так много писал В.Л.Цымбурский, не получается, точнее, ведет к извращенно-разрушительным последствиям, не к «снижению стоимости» цивилизации, а к краху целых ее участков. Поэтому нам остается либо завидовать Западу с его капитализмом и пытаться ему по-обезьяньи подражать, либо искать собственные решения, которые несовместимы ни с каким упрощением.
Теперь скажем об имевшихся в русской истории способах решения описанной квадратуры…
Первый и самый противный, — казенное людоедство — то есть присвоение правящим классом наряду с прибавочным продуктом части необходимого (об этом много пишет А.И.Фурсов). В этом решении нет ничего специфически русского — собственно, вся история рода людского построена на формировании пирамид, в которых низшие передают часть ресурсов высшим, а высшие за это делают то, чего не могут сами с собой делать низшие (точнее, это половина истории, вторая половина состоит в том, что охамевшие обитатели высших этажей обжирают низших и нифига не делают, проматывая собранные для них крохи).
В России это решение широко распространено (крепостное право, ГУЛАГ и не только), но, на самом деле, оно крайне неустойчиво. Неустойчиво оно как потому, что очень быстро начинается падеж обобранного населения (в результате случается Голодомор и прочие кошмары, которые так ужасны именно своей незапланированностью), так и потому, что систематически поедать маленькое и достаточно мобильное население сложно. Любые же серьезные злоупотребления приводят к тому, что страну начинает сминать внешняя агрессия.
Чтобы как-то решить эту проблему, в русской истории давно уже запущен процесс, который тот же Фурсов обозначил как отделение власти от собственности. Боярство было малочисленно и богато, дворянство — побольше и бедно, чиновничество было многочисленным и нищим, номенклатура была неисчислима и, по крайней мере формально, не имела в собственности ничего.
Этот ход позволял увеличить правящий класс, при этом не съедая страну окончательно, и особенно был успешен в случае идеологической сверхмотивации — религиозной, патриотической, идеократической при большевиках, — то есть тогда, когда можно было в единый идеологический короб сжать и элиту и народ, первых — чтобы не людоедствовали, вторых — чтобы терпели.
А вот с малейшим ослаблением этой сверхмотивации подобное ограничение потребностей элиты вызывало дикий рост коррупции, поскольку значительная часть любого правящего класса хотела урвать себе хоть что-то. Обычно именно сущую мелочь, которая, однако, досаждала людям едва ли не больше, чем масштабное воровство.
Конечно, можно предположить, что вопросы с элитой, которая тупо пожирает своей народ сверхэксплуатацией, можно решить с помощью воспитания, то есть создания «спартанской» элиты, которая будет иметь аскетические потребности, высокую дисциплину, молиться, поститься и даже радио «Радонеж» считать роскошью. Проще всего сказать, что такая элита — это утопия, но это не будет справедливо. Воспитать такую элиту с высокой самодисциплиной и низкими потребностями можно. Она будет верно служить государству, не очень обижать селян и горожан, послушно идти под пули в первых рядах и вообще иметь массу полезных свойств.
Кроме одного — она будет практически полностью импонтентна в плане культурного производства. А одним из условий нашей квадратуры является как раз то, что русские — народ с большими культурными и историческими амбициями. Культура же имеет отвратительное свойство, — она самозарождается среди роскоши, грязи и даже разврата, а никак не в стерильных условиях добропорядочности и самодисциплины. Прусские юнкеры были прекрасной военно-политической элитой, но абсолютными культурными импотентами, мы сейчас говорим о великой германской культуре только потому, что пруссаки схарчили полторы сотни маленьких расхлябанных государств, в которых культура действительно расцветала.
Большинство культурных форм является продуктом именно избыточного, роскошного, демонстративного потребления. Исключением является государственная культура — то есть можно держать элиту в строгости и строить дворцы и соборы, писать иконы, но и только. Если мы хотим в копилку Пушкина, Толстого, Чайковского и т.д., то об элите, которая обладает идеальной внутренней самодисциплиной и не тратится на шампанское, баб, цыган и шоколад, придется забыть.
Можно, конечно, представить себе в качестве утопического проекта своеобразную «касталийскую» элиту, которая будет считать роскошным потреблением написание и издание книг, возведение храмов и статуй, обеспечение поэтов и т.д. Более того, в уважающей себя элите (в том числе и русской) бывают такие меценатовы кружки… Но… Переформатировать всю элиту под этот образец значит отучить ее ловить мышей. Большую часть государственных людей во все века составляют те, у кого превалирует яростное начало души, только они могут быть «стражами». А для носителей этого начала чуждо удовольствие от интеллектуальной утонченности самой по себе, то есть касталийство, а с другой стороны — для них нехарактерно и умение обращаться со средствами, присущее тем, у кого преобладает начало вожделеющее…
Хороший воин en masse (не путать с великим полководцем, который может быть и «брахманом», а не кшатрием) есть бабник, пьяница, развратник, мечущийся между полем битвы, будуаром и молельной, обожающий красивые побрякушки, нерациональные расходы и т.д.
Теперь о внешней агрессии… Именно непрерывное внешнее давление на Россию является основополагающим фактором всей русской истории. Без него проблемы с климатом и ресурсами являются техническими трудностями, с ним — тем тысячелетним «адом», в котором русским приходится непрерывно держать свой ум и при этом не отчаиваться. История больше не знает примеров развития фактически с нуля высочайшей цивилизации в условиях военно-политического давления по всем границам — на русских не нападали только белые медведи с крайнего севера, и то нет уверенности, что это навсегда.
При этом сдать суверенитет на аутсорсинг тоже не получается. По довольно банальной причине — он никому не нужен. В мире нет страны, которая хотела бы завоевать и подчинить Россию и русских.
Даже Монгольская империя и Золотая Орда, — и та не захотела покорять Россию, установив формат «зависимость+набеги», известный как Иго…
Это противоречит тому факту, что на нас постоянно нападают, однако нападают на нас из очень простого соображения — Россия мешает.
Она занимает территорию, на которой лежит что-то вкусное. Она проводит свою внешнюю политику и мешает чужим раскладам. Её можно пограбить, русских можно угнать в рабство. Но именно так — угнать, а не завоевать, ограбить, а не эксплуатировать (собственно, в этой связи не стоит удивляться мнимо иррациональному поведению постсоветской элиты, разрушающей материальные ценности, хотя, казалось бы, выгоднее было бы сделать их источником постоянного дохода — они ведут себя, как типичные завоеватели России, не имеющие ни возможности, ни желания устанавливать здесь постоянное господство).
Поэтому невозможно отдаться в нежные руки пусть западных, пусть восточных завоевателей лет на триста, отдохнуть за их пушками, отъесться, а потом закатить национально-освободительное движение и стать «как приличные люди». Если они придут, они убьют всех; кого не убьют — угонят, — им нужны географически девственные территории, никакие плоды нашего труда, как и мы сами со своей сложной и загадочной русской душею, никого из внешних не интересуют.
Ergo, сократить «верхних», урезать и экстернализовать расходы на свою государственность у русских не получится, поскольку от ликвидации государства до кладбища — пять минут дорожки. Какой бы сволочью ни показывала себя русская элита и бюрократия в известные моменты времени, эту сволочь приходится кормить и от нее что-то требовать.
Поскольку эта сволочь должна (попросту обязана, попросту у нас нет другого выхода) создавать великое, мощное в военном и политическом отношении государство, поскольку такое государство является conditio sine qua non национального выживания. Вполне закономерно и то, что это государство приобретает исключительно формат империи.
Империя — это не много народов, сваленных в одну кучу и поставленных под охрану солдат в красивой форме. Империя — это упорядоченное пространство экспансии одного из народов.
Приобретение Российским государством именно этой формы тоже имеет свои причины, поскольку третий способ решения квадратуры, собственно, самый устойчивый, состоит в напористой внешней экспансии, попытках хотя бы часть средств на содержание «верхних» и оплату государственной машины найти не за счет самопоедания, а за счет «самоедов». Именно этому решению мы обязаны самой обширной в мире территорией.
Тем более что нам везло, в XVI–XVII веках мы оказались на золотой жиле — пушнине, в XVIII–XIX — на золотой жиле — зерне, в XX — на золотой жиле — нефти. Ни обороноспособность, ни культурное развитие, ни хотя бы элементарная свобода от чувства голода в русской истории не были бы возможны, если бы не постоянное решение накопившихся противоречий между скудостью материальной субстанции и сложностью и высокой специализированностью социальных функций за счет расширения территории и пространства господства русского государства «по экспоненте».
Европейцам прошитого в капиталистической системе экономического, военного и культурного империализма для решения вставших перед ними «осенью средневековья» проблем вполне хватило. России собственного империализма, увы, не хватило и не хватает. Причина тут в следующем — европейцы решали проблему, как «удержать» свой довольно высокий уровень, накопленный за высокое средневековье. Россия постоянно сталкивается с необходимостью поднимать свой уровень за счет экспансии.
В результате чего возникает следующий глупейший парадокс русского колониализма — завоеванные русскими территории четко делились на две категории, более пригодные к эксплуатации, чем Россия, и менее пригодные к эксплуатации, чем Россия.
Русская имперская администрация старалась довольно интенсивно вкладываться в то, чтобы малопригодные территории стали более пригодными, чтобы с них действительно можно было всерьез что-то взять.
Отсюда то положение, на тему которого очень любят спекулировать наши «антиимперцы» — метрополия финансирует колонии, а не наоборот.
В значительной части случае это было связано как раз с тем, что прежде чем как-то эксплуатировать, нужно было минимально вложиться. И глупость этой политики была лишь в том, что каждый раз, будучи подтянут хотя бы до среднего уровня, тот или иной колонизированный регион немедленно пытался соскочить, вместо того чтобы «отработать вложения».
То есть ошибка русской экспансионистской политики по отношению к слабым регионам была не в том, что в слабых инвестировали, а в том, что позволяли себя «кинуть».
А вот «соскочить» поднявшиеся регионы пытались по причине дурного примера действительно неумной политики по отношению к «сильным» регионам. Каждый раз, получив во владение такой «сильный» регион, русское имперское правительство (особенно в петровский период, с покорением богатой Казани ничего подобного не было) делало одну и ту же ошибку, оно пыталось «удержать уровень» этого региона, который был сильно выше среднероссийского.
Удержание основано было на вполне рациональной надежде, что с такого богатого региона можно будет «взять больше» (впрочем, во многих случаях переплетавшейся с европейничаньем и прочими глупостями). Однако эксплуатировать богатого может только еще более богатый. Бедный эксплуатировать богатого не может. Он может только ограбить богатого, сделав его чуть беднее, а себя чуть богаче. Собственно, так в свое время европейцы поступили с той же Бенгалией, затем с Индией в целом и попытались так же поступить с Китаем.
Россия же не грабила Польшу, не грабила Прибалтику, не грабила Финляндию, даже Грузию, Хиву и Бухару не грабила. Вместо этого Россия из кожи вон лезла, чтобы «поддержать уровень» этих земель и не допустить их разорения.
Очень показательна была эта ошибка в отношении Прибалтики, особенно в советский период. Про отношения русских царей с остзейцами много можно сказать, но послевоенный СССР вел себя в Прибалтике попросту глупо. На этих землях почти всё создано было руками немцев, именно они создали инфраструктуру, которая позволила этому региону быть достаточно развитым и обеспеченным.
Латышей и эстонцев держали почти за бессловесный скот и это были практически неспособные к самоустроению народы (каковыми они, в общем, являются и по сей день). Когда немцев из Прибалтики вытеснили, никаких внутренних ресурсов поддерживать уровень региона попросту не было.
Но весь послевоенный период СССР прикладывал сверхусилия, чтобы Рига и Таааалллллиииииннннн выглядели образцово, чтобы прибалты светились довольством и сытостью, чтобы они производили впечатление европейцев. Заселение русскими производилось медленно и их позволяли держать как второй сорт, фактически русские должны были исполнять роль эстонцев при эстонцах, играющих роль немцев.
Очень интересный случай представляет собой Украина, — фактически попытка внаглую увести у русских из-под носа освоенное ими весьма богатое и удобное пространство и создать с нуля «привилегированных инородцев». Большую часть «Дикого поля» отняли у степняков и освоили русские. Собственно, даже и не большую часть, а всю, поскольку запорожцы не отвоевывали у татар ничего, а лишь делали на них свои грабительские набеги. Русским удалось взять те земли, на которых так много было того, чего нам по жизни не хватало — много солнца, тепла, света, возможностей жить богато.
Однако не прошло и ста лет с тех пор, как русский крестьянин (а с ним немец, серб, армянин, еврей и, конечно, малоросс) начал осваивать южные степи, как началось насаждение самозванного «свидомого украинца», который якобы имеет на эти степи законное право. Никаких исторических и геополитических оснований для этого «права» не было и нет, но попустительство этой мифологии привело к тому, к чему привело. Одну из немногих освоенных нормально и к выгоде для русских территорий попросту увели у России, украли. И вопрос о ней надо рассматривать именно в логике возвращения краденого.
В результате этой погони за двумя зайцами — попытки удержать уровень развитых завоеванных регионов и одновременно поднять уровень неразвитых — получалось, что устойчивого решения вопроса колбасы и экспансия тоже не давала. Хотя из всех описанных решений экспансия единственная является хоть каким-то решением…
Что мы получаем в итоге?
Либо российское государство обороняет страну от внешних врагов, обеспечивает внутреннее развитие, и при этом с этой целью ест людей.
Либо оно перестает оборонять от внешних врагов, не перестав есть людей (как ситуация сложилась в недавнюю эпоху), хотя, ввиду ослабления, не всегда и не за всем может уследить.
Если оно снова начинает обороняться, то оно начинает есть людей с прежней силой, да еще и добирает, чтобы восстановить прежний уровень.
Из этих фаз народ, понятное дело, предпочитает первую, когда его едят хотя бы свои начальники, но не едят чужеземцы. Интеллигенция и прочие слои профессиональных предателей, понятное дело, предпочитают вторую, рассчитывая на выгоды от участия в оккупационной администрации. Отсюда вся дихотомия «Гайдар или Сталин» с выбором народа в пользу Сталина и интеллигенции в пользу Гайдара.
Однако этими двумя фазами дело, к счастью, не ограничивается. На самом деле реальность русской истории сложнее. Время от времени Россия перестает обороняться и начинает наступать. Начинается довольно интенсивное экспансивное расширение России и ее ресурсов (в том числе и доступа к колбасе).
И вот тут дело идет поинтересней. Первый этап расширения идет за счет довольно интенсивного внутреннего людоедства (типичный пример — Северная война). Все для фронта, все для победы.
Если победа не достигнута, то, как в случае с проигранной Ливонской войной, страну накрывает страшнейший кризис. Если же победа действительно достигнута, то наступает очень интересная фаза экспансии, когда русские действительно почти наслаждаются новообретенными ресурсами и возможностями.
Много добычи, много земли, новые приобретения еще слабо контролируются государством — по большому счету, только граница очерчена, а внутри — делай что хочешь. Эта фаза, собственно, сама благоприятная для народа, когда он максимально пользуется выгодами от Русского государства и минимально испытывает его тяготы или хотя бы когда эти тяготы сразу уравновешиваются.
А вот дальше в фазе экспансии наступает кризис, который порождается описанной выше ошибкой, государство стремится повысить (или не уронить) эффективность неовоприобретенных территорий (ресурсов) и делает это именно за счет (и, как оно полагает — во благо) народа. Подобная откачка ресурсов из центра на периферию ведет к тому, что необходимая материальная субстанция не наращивается в нужной степени (или вообще сжимается, окраины наглеют и в итоге все рвется).
Решить нашу квадратуру, оставаясь в пределах этих циклов, практически невозможно, как невозможно сварить кашу из топора. Тут придется что-то добавлять — или убавлять.
Почему убавление, примитивизация функций социальной системы представляется малоприемлемым решением, уже было сказано выше. Наряду с чисто материальными факторами есть и такая вполне ощутимая и уловимая вещь, как национальное самосознание, чувство национального достоинства, связанное именно с ощущением принадлежности к высокой культуре.
Самая глупая идея «убавления» — это убавление территории — широпаевщина, крокодильщина, либеральщина и прочие «маленькие уютные Швейцарии». Это глупость по нескольким причинам.
Во-первых, как уже сказано выше, никто вовне не будет с этими швейцариями носиться, ввиду их необороноспособности их просто ликвидируют вместе с населением, скормят латышам, татарам, финнам и грузинам.
Во-вторых, если бутерброд с тонким слоем масла разрезать на десять частей, то на каждом минибутерброде масла не прибавится. Оно может прибавиться только одним-единственным способом — с других частей. То есть если порезать Россию на десять кусков, то богатой и счастливой окажется из них хорошо если одна, остальные ждет запредельный (именно запредельный) ужас, холод и нищета.
Альтернативная стратегия, периодическое использование которой и позволяет России вообще-то существовать — это стратегия прибавления, усложнения, а не упрощения системы. Скажем, альтернатива убавлению территории в общем-то очевидна, но в течение столетий нам ее тупо обламывают враги и интервенты, при нашем посильном участии. Прибавление населения. Это та политика, которую проводило русское правительство, создав, к примеру, Новую Сербию в Новороссии, привлекая немецких колонистов и т.д.
Вообще императорская Россия тут сделала колоссальную ошибку, занявшись идиотическим проектом «освобождения славян» вместо реалистического проекта репатриации славян и превращения тех же Новороссии, Урала и Сибири в славянский «Дикий Восток».
Фактически нынешняя политика гастарбайтерского нашествия является попыткой решить проблему с этой стороны, но негодными и подлыми средствами, завезя вместо людей и граждан — рабов. Заметим при этом, что все попытки решить эту проблему с нормальной стороны, репатриацией русских, предоставлением гражданства тем, кто хотел бы уехать с Украины, союзом и воссоединением с Белоруссией и т.д. попросту саботируются, то есть там ведется тупо диверсионная работа, чтобы не получилось ничего.
Первое, что нужно сделать в России, чтобы сильное государство и вкусная колбаса оказались совместимы — это резко увеличить количество населения. Хотя бы миллионов на сто. Еще раз, населения русского, славянского, русскоязычного, финноугорского, а не пригнанных на багажных полках рабов, которых можно только выгнать обратно, и так рано или поздно и будет.
Можно всерьез вложиться в рождаемость и снижение смертности, можно воссоединить Украину и Белоруссию, можно репатриировать из регионов, куда мы в ближайшие полвека не собираемся возвращаться, всех русских (вернуться никогда поздно не будет), можно улучшить условия для экспатов из южной, восточной и западной Европы и штатов (но не за счет русских).
Только резко увеличив населенность России, можно будет создать достаточный для содержания нужного в России сильного государства прибавочный
