Эпоха Путина — пропасть между пропагандой и реальностью

10 лет назад в августе 1999 года произошло назначение Владимира Путина председателем правительства и официальным преемником Бориса Ельцина. О наследии Путина, упущенных возможностях и том, останется ли экс-президент в большой политике следующие 10 лет, в интервью Deutsche Welle рассказал российский политолог Дмитрий Орешкин.

Deutsche Welle: Как бы вы охарактеризовали последние десять лет в России, которые прошли под знаком Путина?

Дмитрий Орешкин: Эти 10 лет можно разделить на несколько этапов. Первый — это становление путинской эры, когда он выглядел как продолжатель дела Ельцина, как единственная реальная альтернатива курсу Примакова или Зюганова. И тогда он провозглашал направление на дальнейшую демократизацию, и одновременное укрепление государства, связанное с равным удалением олигархов. Этот этап продолжался примерно 2-3 года.

Потом наступил следующий период, я бы назвал его этапом стабилизации, укрепления и монополизации власти. Путин здесь уже проявляется как самостоятельный политик, освобождающийся от наследия Ельцина, и реализующий свою собственную систему ценностей. Берется курс на более жесткий контроль над средствами массовой информации, на строительство вертикали власти и устранение политической оппозиции. Продолжается укрепление капиталистической экономики, но экономика развивается не по пути диверсификации, а происходит ее консолидация в руках людей, приближенных к группе Владимира Путина. Все это происходит на фоне быстрого роста нефтяных цен.

И сейчас наступает третий этап, который я бы назвал началом упадка, что отчасти связано с экономическим кризисом, и в еще большей степени связано с тем, что начинают сказываться скопившееся стратегические ошибки. Начинает сказываться монополизация экономики, неспособность ее гибко реагировать на кризисные угрозы. Начинает сказываться ориентация на сырьевую модель, в связи с чем Россия болезненнее, чем многие другие страны, реагирует на глобальный кризис.

— Путин пришел к власти на фоне войны в Чечне, и основная заслуга, которая приписывается Путину, это то, что он не дал развалить страну с юга. Насколько ему удалось решить эту задачу?

— Если взять ситуацию с Чечней, то в виртуальном пространстве Россия победила, Россия навела там конституционный порядок, показала всем, что она контролирует свою территорию. Но в реальном пространстве у Кадырова гораздо больше полномочий, чем в свое время хотел бы иметь Дудаев. Это гораздо более суверенный режим, чем хотел бы иметь Дудаев.

Например, у Кадырова есть своя персональная гвардия из нескольких тысяч бойцов, которые никакой российской конституцией не предусмотрены, и которые никому в Москве не подчиняются. У Кадырова есть своя внешняя политика, он ведет переговоры с Закаевым, не очень-то оглядываясь на мнение Москвы. У Кадырова есть своя идеология, такая довольно оригинальная версия ислама. У Кадырова есть своя, по существу неподконтрольная России экономика. То есть, Россия вправе давать ему деньги, но не в праве контролировать расходы, потому что Кадыров этого не допускает.

— Путину приписывают то, что он избавился от влияния олигархов на политику. Какую роль сыграло дело «ЮКОСа», и можно ли его считать событием, определяющим путинскую эпоху?

— Это дело показало, что реальная политическая практика чрезвычайно далека от пафосных заявлений о торжестве закона, о равноудалении олигархов, и так далее. По сути дела ведь ничего особенного не произошло, просто один, условно говоря, олигарх по фамилии Ходорковский был сменен другим олигархом по фамилии Сечин. При этом второй в экономическом плане менее эффективен, но зато приближен к правящей группе. И получается, соответственно, что лозунг о равноудалении олигархов на практике был подменен заменой олигархов на своих людей.

— Как развивалась ситуация с гражданским обществом за эти годы?

— Принято считать, что гражданское общество у нас недоразвито, и это правда. Просто вопрос в том, что никто и не пытается помочь этому гражданскому обществу развиваться. Наоборот, мы имеем дело с монополизацией властных ресурсов, и любые попытки общества самоорганизоваться не встречают поддержки со стороны государства. Любые общественные организации, помимо созданных начальством, воспринимаются как некая угроза, предпринимается попытка их остановить или встроить в эту самую вертикаль.

Естественно, что гражданское общество в таких условиях развиваться не будет. С другой стороны, непонятно, почему власть, которой это гражданское общество мешает благополучно себя чувствовать рядом с источниками нефти и газа, должна помогать ему развиваться, чтобы потом это гражданское общество взяло власть под контроль. Конечно, удобнее быть бесконтрольным.

— Каковы были результаты международной политики? Россияне уверены, что Россию стали уважать на мировой арене…

— В последние годы международная ситуация для России значительно ухудшилась. Я не вижу вообще страны, с которой улучшились бы отношения за время этого десятилетия, может быть, за исключением Венесуэлы и Никарагуа.

Вообще реальные факты очень сильно расходятся с результатами опросов общественного мнения, и, мне кажется, это такая метка всей путинской политики. В реальности международные позиции России ослаблены, а в риторическом пространстве мы поднялись с колен. В реальности мы потеряли очень много времени для экономического развития и превращения России в более продвинутую, более современную, модернизированную экономику. А на уровне риторики мы стали жить гораздо лучше, хотя на самом-то деле все понимают, что это благодаря росту нефтяных цен.

То же самое можно и говорить про укрепление конституционного порядка. Порядка больше не стало. Стало больше конституционного произвола, силовики вообще не подчиняются никаким конституционным правилам, они подчиняются каким-то внутренним неформальным договоренностям, в зависимости от того, кто из них главней.

В начале путинской эпохи был заявлено, что мы должны догнать Португалию по показателю ВВП на душу населения. 10 лет прошло — об этом не вспоминают, и нет оснований думать, что мы ее догнали. Точно также произошло с инновациями, с национальными проектами — всего этого нет.

— В ближайшие 10 лет Владимир Путин останется в большой политике или нет?

— Владимир Путин будет изо всех сил стремиться остаться в большой политике, просто потому, что та модель политического устройства страны, которую он разработал, не предусматривает ухода от власти. Если ты наверху вертикали, то тебе подчиняются и суд, и парламент, и никакого контроля за тобой нет. С другой стороны, как только ты слез с этой вертикали, тот, кто на нее взобрался вместо тебя, становится выше закона, суда, парламента. Он может сделать с тобой все, что угодно, начиная с изъятия нажитых «непосильным трудом» средств, которые ты пытался спрятать в Швейцарии, и кончая собственной безопасностью. Так что слезть с этой вертикали намного сложнее и опаснее, чем на нее взобраться.

ОПРОС: Есть ли в России государственная пропаганда?