Древнее правило «О мертвых либо хорошо, либо ничего» выброшено на свалку. Тем более что в массовом сознании имя Гайдара накрепко связано с большим горем и хаосом 90-х. У меня нет оснований любить Гайдара. Но надо быть справедливым.
Дон Румата Эсторский прожил в столице Арканарского королевства около шести лет. Все эти годы он успешно играл роль молодого пресыщенного жизнью дворянина, блистал при дворе, шумно гулял в арканарских кабаках и развлекался с дамами. Никто не знал, что под маской повесы-аристократа скрывается ученый-историк с Земли, посланный на далекую планету, где царило мрачное средневековье, с благородной миссией. Миссия заключалась в том, чтобы помогать человечеству далекой планеты преодолевать исторические ошибки, которые в свое время успели понаделать земляне. Румата, которого на самом деле звали Антон, был на планете не один: всего там трудились около 250 сотрудников Института Экспериментальной Истории. Все они свято исповедовали принцип ограниченного вмешательства – никаких «божественных» чудес, никаких революций и политического террора. Только мягкое, почти незаметное влияние, шепот на ухо сильным мира сего, подкупы, тонкие интриги. И то главным образом – для спасения интеллектуалов средневекового мира, ученых и поэтов, которым угрожают «серые штурмовики» или «черные монахи». Сотрудники Института верили, что, действуя таким образом, они смогут помочь цивилизации планеты быстрее преодолеть все рогатки и заторы на пути к светлому коммунистическому будущему. Которое, разумеется, неизбежно наступит.
Потом выяснилось, что базовая теория феодализма, которой руководствовались земляне, была неверна. В средневековом Арканаре произошел фашистский путч, во время которого убили возлюбленную Антона-Руматы, Киру. Румата взял в руки меч и пошел по трупам.
Несмотря на то что миссия Института в Арканаре провалилась, деятельность землян по исправлению истории других планет продолжалась. Она получила название «прогрессорство», а те, кто занимался ей, стали именоваться «прогрессорами».
Егор Тимурович Гайдар прожил в Советском Союзе 35 лет. Он происходил из знатной по советским меркам семьи: оба деда – знаменитые писатели (Гайдар и Бажов), отец – контр-адмирал. Окончил экономический факультет МГУ, впоследствии работал старшим научным сотрудником Института экономики и прогнозирования научно-технического прогресса, а затем – заведующим отделом экономической политики в журнале «Коммунист». Говорят, что в это время он сам был вполне лояльным коммунистом и даже активно маскировался под «антирыночника», – существует легенда о том, что на статье Руслана Хасбулатова Егор Тимурович собственноручно начертал: «Автор фактически выступает за рынок, а рынок в Советском Союзе никому не нужен и невозможен». Но если даже это и правда (а известна эта история со слов журналиста Хинштейна), то подобные шаги были призваны ввести в заблуждение тех, кто мог помешать Гайдару выполнить его миссию. На самом деле Гайдар давно был убежденным сторонником рынка: не зря же его научным руководителем в аспирантуре был знаменитый экономист Станислав Шаталин, впоследствии – один из авторов программы «500 дней». Кроме того, уже несколько лет Гайдар поддерживал контакты с такими рыночниками, как Анатолий Чубайс и Петр Авен. Чубайс представлял ленинградских сторонников реформ, Авен – московских. При этом «питерцы» безоговорочно признавали приоритет московской группы. «Они занимались ровно тем же, что и мы: изучением реальной российской экономики, – но их уровень зачастую был намного выше нашего. К тому же москвичи обладали уникальной информацией, к которой у нас просто не было доступа», – вспоминал впоследствии Чубайс. В 1986 году группы объединились и провели первый открытый семинар, посвященный «новой экономике», в Змеиной Горке под Ленинградом.
Слишком легко поверить в миф о Гайдаре, согласно которому он был обыкновенным советским номенклатурщиком, а потом быстренько «перестроился» и примкнул к команде Ельцина, заодно развалив экономику страны. В то, что, разрушая советскую экономику, Гайдар отрабатывал заказ своих «хозяев» из «вашингтонского обкома». (Некоторые всерьез полагают, что Гайдара «завербовали», когда он учился где-то за границей. Забавно, что детство Гайдара действительно прошло в основном за рубежом Советского Союза (его отец Тимур Гайдар был иностранным корреспондентом «Правды»), но совсем не в тех странах, где школьника могли научить «плохому»: на Кубе и в Югославии).
Поверить в это так же легко, как жителю Арканара – в то, что дон Румата Эсторский был шпионом сопредельного герцогства Ирукан.
На самом деле все было далеко не так просто. И в Арканаре, и в Советском Союзе.
Один из близких соратников Гайдара по «змеиногорским» семинарам московско-питерской группы младореформаторов Сергей Васильев рассказывал интересные вещи. О том, что впервые младореформаторы начали работать еще весной 1983 года – когда новый генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов дал отмашку поискам путей модернизации советской экономики (в качестве одного из ориентиров рассматривался Китай). О том, что у Гайдара в то время было больше возможностей повлиять на ситуацию, чем позже, хотя он был всего лишь рядовым экспертом комиссии Гвишиани по совершенствованию хозяйственного механизма. О том, что уже в 1986 году Гайдар написал письмо Горбачеву о необходимости радикальных реформ в экономике, но тогдашний советник генсека академик Аганбегян побоялся передать его шефу. По мнению Васильева, «Гайдар … в 1984 году был более влиятелен, чем в 1987-м. Тогда у него позиция стала формально намного выше, но реально делать он мог намного меньше».
Трудно отделаться от ощущения, что одним из мотивов ухода Гайдара «с переднего края науки» в номенклатурную систему журнала «Коммунист» было стремление подстраховаться самому и подстраховать своих единомышленников из московско-питерской школы. К этому моменту госбезопасность уже внимательно приглядывалась к открытым семинарам младореформаторов. «Там, например, был доклад Найшуля про ваучеры, – вспоминал Васильев, – который сильно напряг органы… Были какие-то наезды, но Гайдар был к этому времени завсектором ЦК КПСС (завотделом «Коммуниста» – это автоматически значило: завсектором ЦК) и потому смог нас прикрыть».
Как если бы Румата Эсторский поступил бы на службу к своему заклятому врагу дону Рэбе для того, чтобы без помех и дальше спасать книжников средневекового Арканара. Впрочем, если бы не убийство Киры, так оно, скорее всего, и произошло бы.
«– Номер 16, дон Румата, Котельщиков, 8, за специальные заслуги перед Орденом удостоен особой благодарности его преосвященства и благоволит получить приказ об освобождении доктора Будаха, с каковым Будахом поступит по своему усмотрению – смотри лист 6 – 17 – 11.
Чиновник немедленно извлек этот лист из-под списков и протянул Румате».
История Руматы Эсторского, главного героя повести «Трудно быть богом», как и термин «прогрессоры», отлично известна всем любителям творчества братьев Стругацких. В советское время не читать Стругацких в среде интеллигенции считалось вроде как неприличным – как и не знать наизусть 5–10 цитат из Ильфа и Петрова. Можно не сомневаться, что Егор Тимурович Гайдар тоже читал «Трудно быть богом», да и другие вещи Стругацких, – хотя бы потому, что был зятем старшего из братьев, Аркадия Натановича.
Я убежден, что, развивая дальше идею «прогрессоров», сами Стругацкие во многом имели в виду тех интеллектуалов, которые пытались нащупать выход из тупика, в котором к концу 70-х годов оказалась экономика СССР. Не случайно же, в самом деле, одного из героев повести «Жук в муравейнике», «прогрессора» и агента нечеловеческой сверхцивилизации, зовут Лев Абалкин – почти так же, как одного из первых «рыночников» Советского Союза академика Леонида Абалкина (академик Абалкин был помощником Алексея Косыгина, человека, который реально мог бы повернуть экономику страны на рыночные рельсы еще во второй половине 60-х – и сделать это мягко, без крутых социальных потрясений).
И, разумеется, сам Гайдар ощущал себя и своих единомышленников: Чубайса, Авена, Коха – такими вот «прогрессорами», которые должны вытащить застрявшую в средневековье страну на торный путь мировой цивилизации.
Вот только торный путь этот они представляли себе весьма смутно.
В 1991 году в Москву приехал министр финансов Чили Серхио де ла Квадро. Надо сказать, что российские младореформаторы с большим уважением посматривали в сторону Чили, где реформы, проведенные после прихода к власти Аугусто Пиночета, привели к радикальному оздоровлению экономики. Пиночет специально пошел на то, чтобы полностью исключить государство из экономической жизни страны. В этом смысле генерал оказался куда либеральнее самых либеральных академиков. На Чили в начале 90-х годов ориентировались такие авторитетные младореформаторы, как, например, упоминавшийся Виталий Найшуль (который вопреки популярному мифу является настоящим «отцом» ваучеризации России). И вот Серхио де ла Квадро заявил российским младореформаторам: «Худшее из того, что мы сделали, – мы скопировали банковскую систему Соединенных Штатов». Все оторопели: «Как это? США – лучшая страна капиталистического мира! Что же вы предлагаете?» На это чилиец невозмутимо ответил: «Я считаю, что исламский banking гораздо более эффективен». Это был настоящий нокаут. «В таких масштабах у нас никто не мог думать», – признавался позже Найшуль.
Они не были готовы. У них было некоторое представление о том, что происходит в странах Восточной Европы (их опыт, основываясь, видимо, на детских впечатлениях от Югославии, внимательно изучал Гайдар) и в США, которые они искренне считали «лучшей страной капиталистического мира». Они свято верили гуру монетаристской экономики: Милтону Фридману, Джеффри Саксу и Ричарду Лайарду. Проблема заключалась в том, что верили они не потому, что сознательно выбрали именно этих учителей, а потому, что просто не знали других.
«По остроте мысли, а я много тогда ездил за границу, она (московско-питерская группа младореформаторов) находилась на хорошем западном профессорском уровне. Но по другому параметру – кругозору – конечно, нет. И понятно, почему. Эти люди производили идеи, сидя на кухнях, а не находясь в свободном академическом обмене, – вспоминал Найшуль. – С этим тоже связано очень многое в наших реформах. Когда говорят: «А думал ли Гайдар о том, что?..» Ну о чем мог думать Гайдар? То, о чем смог думать, то и придумал».
Что именно придумали Гайдар и его друзья, хорошо известно.
Они сломали товарно-распределительную систему советского типа и отпустили цены.
Инфляция взлетела до небес, все сбережения граждан сгорели (если быть точным, они были заморожены еще во время так называемой «павловской реформы» весной 1991 года – помещены на специальные счета, с которых нельзя было снимать деньги три года, а в 1994 году вкладчикам обещали вернуть все их сбережения с процентами, но после реформ Гайдара эти обещания стали неактуальны).
Где-то в недрах огромной страны заскрипели стихийно складывающиеся, дикие рыночные механизмы. Производство встало, безработица достигла неслыханных масштабов, наиболее популярной формой «рыночных отношений» стал бартер.
На далекой планете, где работал «прогрессором» Румата Эсторский, тоже произошли печальные события. Там их назвали «Арканарской резней».
В России это называлось «шоковой терапией». Проводить ее Гайдару помогали его учителя-монетаристы: Джеффри Сакс и Ричард Лайард.
Позже Сакс открестится от реформ своего ученика, назвав причиной неудач 1992 года колоссальный разрыв между риторикой реформаторов и их реальными действиями. «Это не шоковая терапия, – негодовал он. – Это злостная, предумышленная, хорошо продуманная акция, имеющая своей целью широкомасштабное перераспределение богатств в интересах узкого круга людей».
В том, что некоторые из «прогрессоров» решили погреть руки на развале старой экономической системы и разделе богатств бывшего СССР, нет ничего удивительного. Удивительно, скорее, что в числе этих прагматиков не оказалось Гайдара.
Он не стал миллиардером (как Авен), не вошел в число самых влиятельных политиков (как Чубайс). Он вообще казался неудачливым политиком (точнее, крайне непопулярным). Сначала, в декабре 1992 года, Верховный совет, в котором первую скрипку играл Руслан Хасбулатов, отказался утвердить Гайдара в должности главы Совета министров (помнил ли Хасбулатов о резолюции главного редактора «Коммуниста» на рукописи его статьи?). Это стало одной из причин затянувшегося политического кризиса, закончившегося лишь в октябре 1993 года. В октябрьские дни Гайдар выступил по телевизору, призвав москвичей встать на защиту демократии. Многие из тех, кто последовали его призыву, позже чувствовали себя втянутыми в преступление: мятеж сторонников Верховного совета был потоплен в крови. Но либеральная интеллигенция не только поддержала Ельцина и Гайдара, но и требовала еще более жестоких мер по отношению к «красно-коричневым»: «Хватит говорить… Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли ее продемонстрировать нашей юной, но уже, как мы вновь с радостным удивлением убедились, достаточно окрепшей демократии?» Впрочем, письмо 42 – это отдельная тема.
После победы «юной демократии» популярность Гайдара как политика резко пошла на спад. Он возглавил партию «Демократический выбор России», а впоследствии одноименный избирательный блок, но тот не преодолел пятипроцентного барьера на выборах 1995 года. Затем, в 1999 году, ДВР вошел в партию «Союз правых сил», которая рассматривалась как альтернативная «Единству» либеральная партия власти, но позиции Гайдара внутри СПС были довольно шаткими: сначала ему пришлось конкурировать (безуспешно) с молодым и напористым Сергеем Кириенко, затем произошло унизительное для Гайдара соревнование по популярности среди лидеров правых («старые демократы» выдвинули его на пост председателя партии, но он занял лишь седьмое место в «рейтинге популярности», уступив не только Чубайсу, Немцову и Кириенко, но и Хакамаде, Кара-Мурзе и Крашенинникову).
Стало ясно, что Гайдара не любят не только «широкие массы», но и те самые «правые», которых он привык считать своими союзниками.
И Гайдар ушел.
«Прогрессоры» превратились в «приватизаторов» и заседают в советах директоров крупных банков. А Гайдар вернулся в науку и время от времени выступал с умными и дельными статьями, свидетельствовавшими о том, что его научный потенциал год от года растет. Прочтите, например, статью «Российский бюджет и нью-йоркская биржа», напечатанную в конце апреля 2008 года в «Известиях», – там прямо предсказывается скорое падение цен на нефть и связанный с ним глобальный экономический кризис. Цены на нефть стали падать спустя три–четыре месяца.
Вчера Гайдар умер.
Древнее правило «О мертвых либо хорошо, либо ничего» давно выброшено на свалку. Тем более что в массовом сознании имя Гайдара, как и имя Чубайса, накрепко связано с большим горем и хаосом 90-х – хаосом, на котором, как жирные навозные грибы, выросли финансовые империи сырьевых скоробогачей.
У меня нет никаких оснований любить Гайдара. Но необходимо быть справедливым.
Гайдар сделал то, что он сделал, не потому, что ему платили некие «зарубежные хозяева». Не потому, что его старшеклассником завербовало в Белграде ЦРУ.
Проблема Гайдара была в том, что он поверил в свое «прогрессорство». Поверил братьям Стругацким, которые в какой-то период своей жизни искренне считали, что ученые способны изменить жизнь к лучшему. Что специалист, вооруженный правильной теорией, может исправить все, что испортили дураки-политики, «серая» и «черная» масса.
Вторая проблема Гайдара состояла в том, что он и его друзья воспринимали Россию как Арканар. Как темную, средневековую страну, населенную инертным, пассивным, нуждающимся в «свете с Запада» населением.
Именно поэтому младореформаторы принялись безжалостно переделывать «заскорузлую», «дремучую», «неэффективную» экономическую структуру бывшего СССР. Не считаясь с потерями и затратами, сопоставимыми лишь с теми, которые страна понесла в годы войны.
К сожалению, результаты этой деятельности оказались совсем не такими, какими их, вероятно, хотели бы видеть сами «прогрессоры». Как справедливо заметил философ Борис Межуев, «можно что угодно говорить о гайдаровских реформах и, главное, об их предпосылках – у них есть один очевидный итог: из лидеров мирового развития Россия стала одним из его аутсайдеров».
Повесть «Трудно быть богом» заканчивается тем, что отстраненного от профессиональной деятельности Румату-Антона приходят навестить его школьные друзья. Приходят, немного побаиваясь: каким он стал после страшных событий в Арканаре?
«Анка, не дыша, смотрела, как через поляну к ним идет Антон – огромный, широкий, со светлым, незагорелым лицом. Ничего в нем не изменилось, он всегда был немного мрачный.
Она пошла ему навстречу.
– Анка, – сказал он ласково. – Анка, дружище…
Он протянул к ней огромные руки. Она робко потянулась к нему и тут же отпрянула. На пальцах у него… Но это была не кровь – просто сок земляники».
В тексте использованы фрагменты повести Аркадия и Бориса Стругацких «Трудно быть богом».
