Два шага до продуктовых карточек

На вопросы обозревателя ИД «Провинция» отвечает доктор экономических наук, член правления Института современного развития Евгений ГОНТМАХЕР
Россия могла бы принять кризис как холодный душ, взбодриться и начать строительство современной открытой экономики. Но этот шанс почти упущен. Теперь бывшая «сырьевая сверхдержава» скатывается к всеобщей бедности и положению осажденной крепости, все больше напоминая Северную Корею.

Нефт
ная халява не вернется

– В конце прошлого года вы довольно точно предсказали драматическое развитие кризиса. ВВП в России упал на 10 процентов. В несколько раз выросла безработица. Но за последние месяцы в Америке почти остановился спад производства. Франция и Германия закончили второй квартал даже с небольшим плюсом. Может, и мы за ними потихоньку выберемся?

– Что касается Европы и США, то можно уверенно заявить, что, в отличие от России, падение производства у них действительно закончилось, и начался период депрессии. Что такое депрессия? Это когда рост ВВП в районе нуля. Чуть вверх, потом вниз. И опять немного вверх. Насколько долго это период продлится, никто не знает. Может, действительно год­два, а потом начнется подъем.

– Но это ведь хорошая новость для России? Мы поставляем в развитые страны сырье. Если у них уже не падает производство, то у нас не падают объемы продаж нефти и металлов. А там, глядишь, и расти начнут.

– Да, казалось бы, есть такие надежды. Однако на практике ничего подобного не происходит. Это уже признано ведущими российскими экспертами. Дмитрий Медведев тоже сказал недавно: возвращения к старой экономике не будет.

Дело в том, что мировая экономика переходит сейчас в новую стадию, которая характеризуется в первую очередь развитием инновационных направлений. То есть производится больше компьютерных программ, меньше тяжелых станков. Западные страны не болтают о высоких технологиях, а реально их осваивают. Плюс энергосбережение. Американцы недавно приняли долгосрочную программу по снижению расхода нефти и всех прочих ресурсов.

– Значит, даже когда на Западе начнется устойчивый рост экономики, наша нефть и металлы нужны там будут меньше, чем до кризиса?

– Именно так. Кроме того, высоких нефтяных цен больше не предвидится. Арабский мир, и в первую очередь Саудовская Аравия, крупнейший в мире поставщик нефти, заинтересованы в низкой цене на энергоресурсы. Как это ни удивительно на первый взгляд. Дешево продавая нефть, арабы тем самым «рубят» развитие альтернативных источников энергии. Если цена на нефть зашкаливает за какую­то пороговую величину, то становятся выгодными всякие ветряные и приливные электростанции, резко возрастает интерес к атомной энергетике. А при низких ценах в этом нет необходимости.

Так вот: Саудовская Аравия спокойно может прожить при 40 долларах за баррель. Все их потребности при такой цене полностью удовлетворены, бюджет формируется без дефицита. Это же маленькая страна, там всего 12 миллионов человек.

– Шейхи к тому же не воруют.

– Да. И для Брунея, Катара, других нефтяных стран 40 долларов за баррель тоже достаточно. Там понимают, что лучше много лет получать скромные прибыли, чем на короткой дистанции «хапнуть», а потом потерять все или почти все. То есть мировой цены в 70 долларов за баррель скоро не будет. Для России это очень болезненно.

– Но у нас же под боком Китай, который бурно развивается. Ему требуется огромное количество энергии и сырья.

– Темпы роста китайской экономики оказываются не столь высокими, как ожидалось. И потом они во многом фиктивные. Надо иметь в виду, что китайской статистике верить нельзя. Она такая же, какой была советская статистика конца 1930­х годов. Китайцы хотят показать, что во всем мире кризис, а у них рост.

Кроме того, Китай в последние годы сам активно выходит на рынок черных металлов. Он уже является крупнейшим в мире производителем черного металла. То есть надежда на то, что Китай станет у нас все покупать и выведет Россию из кризиса, – несостоятельна.

Пенсии будут хорошие, но маленькие

– А почему Россию цена нефти в 40 долларов не устраивает? В 2004 году нам 33 доллара за баррель казались манной небесной. Для формирования бездефицитного бюджета хватало и 20­ти. А потом губа раскаталась. Надо ее обратно закатать и вернуться к более или менее скромной жизни. И все. Никакого ужаса при 40 долларах не просчитывается. Разве не так?

– Увы, не так. Мы же потом, в 2005–2008 годах, когда цена поднялась до 100 и 140 долларов, решили, что это навсегда. Что теперь нефть будет только расти. Развернули амбициозные стройки, набрали трудновыполнимых обязательств перед населением.

Теперь многие социальные программы придется серьезно сокращать. Вот недавно уже было официально заявлено, что федеральное правительство не станет в 2010 году индексировать зарплаты бюджетникам и выделять деньги регионам на оказание помощи ветеранам труда, труженикам тыла и на выплату ежемесячных детских пособий.

– А еще полгода назад премьер твердил, что в социальных вопросах никаких урезаний не будет.

– Да. Но это пока цветочки. Вот более драматичная ситуация. На пике нефтяных цен Владимир Владимирович Путин с подачи министра Голиковой принял решение о значительном повышении пенсий. Это называется программа валоризации. Смысл ее в том, что за каждый год «старого» советского стажа пенсионерам с 1 января 2010 года решено прибавить по одному проценту к страховой части пенсии. Кроме того, всем, кто имеет стаж до 2002 года, прибавят еще 10 процентов. Таким образом, людям, которые давно ушли на заслуженный отдых, полагается общая прибавка в 30–40 и даже 50 процентов.

Вопрос действительно назревший: в 90­е годы пенсионерам серьезно недоплачивали. И вот решили это дело компенсировать. Никто же не знал, что скоро случится кризис. А теперь получается серьезный «противоход»: поступления в государственный бюджет падают, а пенсии должны расти. Поскольку Путин успел об этой прибавке сказать во всеуслышание.

– Путин за 10 лет много чего успел сказать во всеуслышание.

– Ну, что касается повышения пенсий – тут от сделанных обещаний отказаться будет трудно. На этот счет уже принят специальный закон. Предусмотрены дотации в федеральном бюджете и в пенсионном фонде. Другое дело, что при низких ценах на нефть и спаде российского производства надолго денег не хватит. Один год на заявленном уровне можно будет продержаться за счет резервного фонда. Но что будет дальше?

– А что будет? Какой у вас прогноз?

– Напрямую забирать у пенсионеров эту прибавку, я думаю, Путин не решится. Ветераны – это же самые верные его сторонники. Надежда и опора. Но подросшую пенсию, во­первых, перестанут индексировать, и за год­полтора инфляция почти «съест» прибавку. Надо быть готовыми и к тому, что в правительстве могут пойти на следующий финт: работающим пенсионерам скажут – выбирайте: или пенсия, или зарплата. Сейчас многие пожилые люди подрабатывают. Маленькая пенсия и небольшой заработок охранника какой­нибудь стоянки в сумме дают более или менее приличные деньги, на которые можно как­то прожить. Но скоро такую практику у нас вполне могут запретить. Кроме того: в ближайшие год­полтора будет резко повышена плата за коммунальные услуги. Это тоже легко просчитывается.

Как Путина не взяли в компанию

– В первые «путинские» годы у нас начались разговоры о том, что России пора слезать с «нефтяной иглы». Что мы сейчас как разовьем высокие технологии! Малый бизнес поднимем, ценовых монополистов победим. Вроде бы даже что­то получалось. А потом перестало получаться. И одновременно стали портиться отношения с заграницей. Это случайное совпадение?

– Нет, не случайное. У нашего национального лидера Владимира Путина был переломный момент в биографии – 11 сентября 2001 года. Это происходило практически на моих глазах. Я ведь тогда в правительстве работал.

– Путин после взрыва «башен­близнецов» первым позвонил Бушу. Вы об этом?

– Да. Не все уже помнят, что в первое время Владимир Владимирович был большим либералом в экономике. А в политике Путин искренне хотел настоящих демократических процедур, он с отвращением относился к практике подкупа Госдумы и прочим таким безобразиям. То есть смотрел на вещи вполне по­западному.

И вот террористы взорвали две башни на Манхэттене. Путин звонит Бушу. Он хотел не просто выразить ему свои соболезнования. Нет, наш президент сказал о готовности России оказать всемерную поддержку Америке. Он рассчитывал, что в ответ Буш ему скажет: «Володя! Ты наш, западный, человек. Ты свой! Давай, вступай в НАТО. Россия – часть Запада!»

И второе – вы помните, как примерно в то же время в бундестаге Владимир Владимирович произносил официальную речь на немецком языке?

– Все очень удивились. И тому, что Путин настолько хорошо знает немецкий язык, и что у него такое почтение к Германии.

– Сейчас это невозможно представить. Но тогда он приехал в Германию и действительно сказал на немецком языке, что Россия – это часть общеевропейского пространства.

Но Запад лишь вежливо выслушал нашего лидера и отделался в ответ общими словами. Не пожал протянутую руку. Буш сказал Путину: «Ну, раз вы готовы помогать нам в борьбе с терроризмом, дайте возможность летать через вашу территорию в Афганистан». И все.

– Вообще­то странно было надеяться, что Россия с 12 сентября 2001 года станет для европейцев своей, как Бельгия или Швейцария. А для США будет родной, как Канада.

– Тем не менее Путин сильно обиделся на то, что лидеры западных стран не взяли его в компанию. Почему, как вы думаете, он после этого так притерся к итальянскому премьеру Берлускони? Тот вроде бы западный человек, но с другой стороны, позволяет себе разные экстравагантные выходки. Другие лидеры его не любят, однако вынуждены с итальянцем считаться. И Путин решил для себя: «Берлускони – молодец, он настоящий мужик, сумел себя поставить. Буду действовать в том же духе».

– Любопытная версия. А как, по­вашему, развивалась бы ситуация, если бы Путин сумел грамотно выстроить отношения с Западом? Если бы он не захотел всего и сразу, и они тоже себя вели подальновиднее?

– Очень многое пошло бы по­другому. Например, появилась бы возможность составить пошаговую схему вступления России в Евросоюз, рассчитанную лет на 20. Это называется «дорожная карта». Сейчас Турция об этом просит Европу.

– И за 20 лет при помощи Запада Россия постепенно взнуздала бы коррупцию, научилась бороться с ценовыми беспредельщиками, построила бы приличные дороги.

– Конечно.

– Жаль, что не вышло. Только начали «встраиваться в европейское пространство» и сразу сорвали резьбу. Потом плюнули, растерли сапогом и пошли своей суверенной дорогой, прямо и гордо. Посылая Запад при каждом удобном случае на три буквы.

– Да, примерно так и случилось. А Запад, со своей стороны, теперь старается всеми способами застраховаться от непредсказуемой российской политики, от «газового шантажа», в частности. Для этого Европа все больше переходит на сжиженный газ, который можно по морю привозить откуда угодно. С помощью разных интриг она добилась того, что наш газопровод «Южный поток» скорее всего не будет построен: новое болгарское правительство уже отказалось пропускать его по своей территории. Это еще один повод для антизападных заявлений российского руководства и для обещаний не остаться в долгу.

Сплотимся вокруг «едра». А дальше?

– Но ведь такая гордая суверенная политика многим россиянам по душе.

– Конечно. Во внутренних делах Путин в первые годы правления тоже оказался перед выбором: что предъявить большей части населения, чтобы его поддержали? У политиков на этот счет бывает две тактики: один поднимает, подтягивает население к себе, а второй сам «спускается» к народу и приспосабливается к его настроениям, фантазиям и предрассудкам. Путин фактически пошел по второму пути. Он отлично угадывает, что думает и чего хочет большая часть россиян.

– В этом смысле очень характерный пример – возвращение старого гимна.

– Конечно. У многих наших соотечественников еще живы воспоминания о том, как мы были великой державой и всех «строили». И, с другой стороны, были ростки нового в общественном сознании, желание создавать демократическую Россию. Которая не пугает соседей, а сосредотачивается на своих внутренних проблемах и успешно их решает. Путин выбрал вариант с опорой на старое, советское. Это дорога в тупик.

– А как вам такой сценарий: если кризис в России не кончится сам собой, то его и дальше будут списывать на происки жадных американских банкиров, а население призовут еще теснее сплотиться вокруг родного Владимира Владимировича. И народ послушается. Он вздохнет и затянет пояса. Россияне ведь в бытовом смысле очень неприхотливы. Такая страна сумеет пережить в «скукоженном» состоянии любой обвал экономики.

– Этот вариант – Россия как осажденная крепость, – к сожалению, вполне возможен. Легко просчитывается, что если начнут закручивать гайки, то первым делом введут цензуру, и, например, Интернета у нас с вами не будет. Это однозначно. Будет какая­то внутренняя российская сеть, в которой останется десять «правильных» сайтов, похожих на газету «Правда» 1980 года.

– Большинство населения этого просто не заметит. Страна живет другими проблемами.

– Пожалуй. Но, встав на «крепостной» путь, мы обязательно перейдем на продуктовые карточки. Это абсолютно очевидно. Своих продуктов нам давно не хватает, а валюты, чтобы покупать их за границей, становится все меньше. До талонов на сахар и на масло осталось два шага.

«Единая Россия» окажется на месте КПСС. Она уже готова к этому. Будут еще две или три партии, как в ГДР или Китае. Декоративные.

– Уже есть.

– Это называется агония. Прямой путь к развалу страны. Те люди в российском руководстве, которые пойдут по такому пути, поставят на истории России жирный крест. Потому что весь мир уйдет вперед, а наша страна будет топтаться на месте и безнадежно отстанет. Кроме того, Россия за счет внутренних ресурсов уже просто не сможет обойтись. Вот, допустим, на чем мы с вами ездить будем?

– Наверное, на «Жигулях». На чем же еще?

– А грузовой транспорт? И для «Жигулей», кстати, значительная часть комплектующих поступает из­за границы. Уверяю вас, что легковых автомобилей при таком развитии событий уже лет через пять­семь у нас окажется очень мало. На машинах будет ездить только начальство.

В других отраслях, в том числе сырьевых, тоже очень многое уже сегодня приходит в негодность. Вы же знаете, что сейчас нужны серьезные инвестиции, чтобы поддерживать уровень нефтедобычи. А где их взять?

Поэтому я бы сказал так: «осажденная крепость Россия» будет страной всеобщей бедности и безнадеги. Еда по карточкам. Горожан станут отправлять на сельхозработы. Люди будут уезжать за границу всеми правдами и неправдами. Самые толковые, молодые – в первую очередь. Не знаю, будут ли их выпускать.

– Страшноватую картину вы нарисовали. Сами в нее верите?

– Увы, мы действительно на всех парах идем к ситуации осажденной крепости. Причем большинство из тех людей, которые поддерживают путинскую политику, всю эту фронду перед Западом – они ведь не хотят жить, как в Северной Корее. Но просто не видят, что ситуация к этому сползает… Меня вот обвиняют в пессимизме, еще в чем­то – но, ребята, ведь есть поводы для пессимизма.

– А для оптимизма есть поводы?

– Ну, во­первых, окончательная развилка еще не пройдена. Сохраняется шанс, что наши начальники перестанут болтать и возьмутся действительно расчищать завалы в экономике, проведут гласное, с участием ведущих экспертов, обсуждение «глобальных» сверхдорогих строительных проектов – насколько они необходимы, дадут возможность развиваться малому бизнесу и так далее.

Кроме того, в ситуации присутствует один довольно пикантный момент. Запад очень не хочет, чтобы Россия переходила на положение осажденной крепости. Зачем ему еще одна Северная Корея, да еще такая большая? Но как, допустим, США могут удержать Россию от политики закручивания гаек?

– Как?

– Я уже писал, что кроме других приемов, всяких там «перезагрузок отношений», американцы готовы использовать в своих целях информацию о тайных счетах крупных российских чиновников. Западным спецслужбам хорошо известно, в каких швейцарских банках лежат деньги российских начальников. И они этой информацией время от времени начинают поигрывать, слегка, как бы между делом. Мол – не увлекайтесь там насчет закручивания гаек… Вот такая у нас с вами экзотическая страховка от сползания к тоталитаризму.

– Спасибо за интервью.