После демонстрации по каналу НТВ трёх документальных фильмов «Крёстный батька» у многих в Белоруссии появилось ощущение того, что у Лукашенко нет политического будущего и вопрос его ухода с политической авансцены — не более, чем технический.
И с этим трудно не согласиться, если политический курс Лукашенко будет и дальше дрейфовать и вилять между антироссийским и пророссийским вектором развития Белоруссии. Сейчас белорусского президента можно сравнить с канатоходцем. Но канат настолько раскачался из стороны в сторону, что у всех наблюдающих со стороны сложилось вполне определённое впечатление, что канатоходец вот-вот стремительно рухнет вниз. Во многом такое понимание ситуации близко к истине, однако не стоит всё упрощать — ситуация в Белоруссии неоднозначная и от того, в какую сторону она качнётся, зависят во многом интеграционные процессы постсоветских государств и «сила политической гравитации» самой России, как интегрирующего цивилизационного центра.
Чтобы понять, как возникла сегодняшняя ситуация в белорусско-российских взаимоотношениях, следует вспомнить новейшую историю. После распада СССР в Белоруссии сложилась совершенно уникальная, ни на что не похожая ситуация. БССР была одной из самых советских и проимперских республик Советского Союза. Яростные попытки националистов направить Белоруссию по пути Прибалтики или, на худой конец, Украины провалились почти сразу же. Объясняется это очень просто — в Белоруссии по сути проживали такие же русские люди, как и в России. Да, со своей некоторой спецификой и региональным менталитетом — столетия войн и иноземных нашествий выработали у белорусов свои собственные специфические черты, несвойственные собственно русским (великороссам) — долготерпение, осторожность, скрытность и нерешительность, подсознательное неприятия любых перемен. Все эти качества помогали белорусам выживать. К тому же доля чисто белорусских семей в Белоруссии существенно ниже, нежели семей смешанных — белорусско-русских и белорусско-украинских. На территории БССР на момент распада служило и проживало множество офицеров советской армии (в основном — русских), которые остались здесь же и после 1991 года. Многие белорусы также остались проживать в России, а белорусские ребята, окончившие военные училища, остались служить в российской армии. Если кто и возвращался, то чисто по бытовым причинам — служить в Минске или областном центре куда легче и комфортнее, чем, например, среди тайги или в Заполярье. Таким образом, белорусы были полностью интегрированы в СССР и ни о какой независимости в 1991 году даже не думали, считая себя частью русского советского народа. В крайнем случае — некой особой группой вроде казаков или сибиряков.
Конечно, были и националисты, мечтавшие о возрождении Великого княжества Литовского или Речи Посполитой — в основном католики и униаты. Но их было такое меньшинство, что белорусская речь на улицах белорусских городов была почти нонсенсом и в любом случае казалась чем-то странным местному населению, несмотря на то, что вовсю звучала с телевизионных экранов и местных радиопередач. В деревнях же говорили на «трасянке» — местных диалектах, далёких от официального белорусского языка. В итоге белорусская литература, как и белорусская песня, не имела никакого успеха у белорусов — конечно, кое-что пели во время застолий, кое-какие стихи читали наизусть, но никакого системного интереса у белорусов к современной им «белорусской культуре», созданной искусственно и навязанной им насильно, не было. Вся «гениальность» Быкова и «Песняров» были созданы исключительно советской (и, как ни печально — в основном московской и российской региональной) пропагандой и рекламой. «Песняры», как и Быков, для большинства белорусов всё же в большей степени экзотика, нежели часть повседневного быта.
В такой обстановке у националистов, твердивших об «избавлении от российского имперского владычества» и «историческом шансе стать одним из членов европейской семьи», не было ни единого шанса — население воспринимало их как неких людей не от мира сего и, откровенно говоря, в тот период они казались среднестатистическому белорусу либо людьми не совсем здоровыми психически, либо обыкновенными проходимцами, рвущимися к власти. Быстрее всего это понял Лукашенко.
Осуждение Беловежских соглашений и стремление к восстановлению единства с Россией стали одним из главных коньков его избирательной компании. Вторым коньком стала борьба с коррупцией — в Белоруссии, к слову, и тогда, и сейчас процветали и процветают клановость и кумовство. К тому же люди не хотели обвальной приватизации, опасались неконтролируемой капитализации общества, поэтому и встретили борьбу с коррупцией на «ура». Тем более, что в Белоруссии власть совершила плавный и безболезненный дрейф из «советского» периода в «независимый». Самое интересное, что «независимую» Белоруссию принялись строить бывшие местные руководящие работники КПСС. В подавляющем большинстве случаев те же люди в тех же кабинетах просто поменяли вывески. Население всё это видело, поэтому такая политическая «гибкость» вместе с резким снижением уровня жизни порождали только недовольство и возмущение.
Победить старого партноменклатурщика В.Кебича для А.Лукашенко оказалось не такой уж и сложной задачей. Ко всему этому нужно добавить его харизму, умение говорить то, что от него хотят услышать, молодость и неангажированность. Большую роль в избрании А.Лукашенко сыграло и Народное движение Белоруссии — фронт единых политических сил лево-патриотической направленности, куда вошли местные коммунисты, либеральные демократы и патриоты. В России это могло бы выглядеть, как союз Зюганова, Жириновского, Примакова, Лужкова, Затулина и Рогозина. Во всяком случае НДБ в тот период было ведущей политической силой Белоруссии, не имеющей своего вождя. И был вождь без силы — А.Лукашенко. Номинальный лидер НДБ С.Гайдукевич пытался поддержать В.Кебича во время президентских выборов, но НДБ поддержало А.Лукашенко.
В итоге А.Лукашенко стал президентом страны, не имеющей ни ясного плана развития, ни осознания того, куда нужно двигаться дальше. Экономика также находилась в самом что ни на есть печальном положении.
Конфликт А.Лукашенко с верхушкой НДБ, попытавшейся поддержать В.Кебича, сразу же вскрыл и негативные черты нового президента — злопамятность и беспощадность к тем, кто не продемонстрировал лояльность. Несмотря на то, что НДБ де-факто внесло решающий вклад в избрание А.Лукашенко, последний использовал свои разногласия с верхушкой движения для того, чтобы от него тут же дистанцироваться. В команду нового президента из всего НДБ попал лишь один из областных лидеров — С.Посохов. Старая номенклатура, затаившаяся в ожидании репрессий, постепенно успокоилась и, демонстрируя новой власти привычную лояльность, принялась открыто расправляться с активистами, которые собирали подписи и агитировали избирателей за… Лукашенко — людей снимали с работы, третировали. Все попытки обратиться за защитой к избранному ими же президенту не увенчались успехом — президент прагматично поддержал доставшуюся ему в наследство вертикаль, объявив большинство оставшихся не у дел своих соратников и сторонников «людьми, которые хотят присосаться к власти в то время, как президента избрал сам народ».
В этот же период вокруг А.Лукашенко появляется немало лиц, которые никак не вписывались в официально декларируемый им курс на сближение с Россией — в его команде были и один из лидеров нынешней оппозиции Лебедько, и пропавший Гончар, и ныне отставной руководитель Центробанка Белоруссии Богданкевич, и бывший премьер Чигирь и аналитик Федута. Все эти люди изначально не скрывали своих симпатий к проигравшим националистам и европейскому вектору развития Белоруссии и того, что их цели мало отличаются от целей и задач белорусских националистов и собирались постепенно склонить А.Лукашенко на свою сторону, предложив более мягкий, чем националисты, вариант «суверенизации» и «европеизации» Белоруссии. Чем руководствовался А.Лукашенко, принимая их в свою команду, сказать сложно — скорее всего, личной неприязнью к лидерам НДБ, поддержавшим в своём большинстве В.Кебича, а также тем, что своей команды у президента просто не было. Избиратели и активисты НДБ были немало озадачены тем, что вокруг президента собрались «мягкие националисты», а лидеры НДБ — Гайдукевич, Чикин, Сергеев и даже всегда поддерживавший Лукашенко, по-своему наивный и искренний генерал Баранкевич оказались за бортом. Тогда ситуация во многом напоминала нынешнюю — вокруг Лукашенко скопились «западники», а пророссийские патриотические силы были оттеснены на периферию.
Электорат стал волноваться. Появилось даже открытое письмо одного из членов инициативной группы Лукашенко, где его анонимный сторонник прямо напомнил президенту о том, что негоже колебаться между курсом Мазепы и Хмельницкого. Если бы народ хотел Мазепу, он бы его и выбрал — резонно заметил аноним. А на Лукашенко надеялись, как на второго Хмельницкого. Это письмо вызвало резкий гнев Лукашенко.
Как бы всё пошло дальше, трудно сказать, но у белорусских националистов просто не хватило терпения — проигравшие крайне правые, монополизировавшие поддержку Европы и США, пошли на неопределившегося Лукашенко в атаку. А более умеренные члены его команды (те же Гончар, Чигирь, Федута и Лебедько) стали колебаться, не зная, кого поддержать в белорусском президентско-парламентском противостоянии середины 1990-х. Личной нелояльности Лукашенко никогда не прощал и тут же разогнал своих странных попутчиков, как только ощутил угрозу потери власти. В этом его поддержал и актив НДБ и избиратели. На референдуме 1996 года националистической оппозиции был нанесён сильнейший удар, русский язык был объявлен государственным и принята новая конституция, сделавшая президентскую власть практически абсолютной. На лидирующие позиции выдвинулась прагматичная пророссийская группа Шеймана, Заметалина и Посохова. Лукашенко объявил себя «собирателем славянских земель». 1996 год стал годом наивысшего подъёма русской составляющей в белорусской общественной жизни.
С этого времени начинаются многочисленные реверансы в сторону Лукашенко со стороны коммунистических и русских патриотических движений. Делаются прозрачные намёки, а порой раздаются и откровенные призывы ускорить строительство союзного государства с Россией, возглавить его, заменив старого и уже мало дееспособного Ельцина и спасти Русский мир от распада. Команда Ельцина этому, безусловно, противилась, но на фоне проблем в Чечне нужно было показать успехи, и Лукашенко для этого подходил как нельзя более кстати, спасая Ельцина от обвинений в полном разрушении русской государственности. Пойди всё иначе и, кто его знает, возможно, и стал бы Лукашенко главным русским собирателем, но… всё вышло по-другому.
Порядок в Белоруссии Лукашенко навёл — и это очевидно. Во второй половине девяностых удалось обуздать преступность, предотвратить бездумную приватизацию, повысить уровень жизни, стабилизировать общественно-политическую ситуацию. Криминальных авторитетов или посадили, или отстреляли. Парламент стал чисто декоративным. Государство восстановило полный контроль над промышленностью. Из России пошли относительно дешёвые нефть и газ. Белоруссия стала напоминать позднюю ГДР — далеко не Запад и с гражданскими свободами туговато, но всё же жить можно. После потрясений начала 1990-х белорусов это более чем устраивало.
Лукашенко в той или иной мере уже, наверное, всерьёз видел себя в Кремле — особенно после бесконечной череды то появляющихся, то попадающих в немилость и исчезающих «преемников» Ельцина.
Путин, безусловно, смешал все карты. Лукашенко сразу понял, что с новым лидером будет сложнее. Видимо, и Путин не питал особых симпатий к потенциальному конкуренту, стремящемуся к союзной «короне». Но до поры до времени личные противоречия сдерживались союзническими отношениями.
Уже тогда, в первую половину «нулевых», Лукашенко стоило бы более трезво оценить ситуацию и подкорректировать собственную пропагандистскую риторику. Дело в том, что уже тогда белорусский официоз и СМИ заняли довольно странную позицию — с одной стороны, в адрес России сыпались реверансы и заверения в дружбе, с другой же на страницах белорусской прессы и на экранах местного телевидения всё чаще стали появляться материалы, выставляющие внутреннюю жизнь ближайшего союзника далеко не в лучшем свете. Все эти пропагандистские клише можно уместить в одном абзаце — в Белоруссии подлинно народный президент, спокойная и счастливая жизнь, уверенные в завтрашнем дне и довольные собой люди, работающая промышленность и возрождающаяся деревня, чистота, порядок и культура, в России же — власть олигархов, зависимое и коррумпированное руководство, войны, теракты, неуверенные в себе, спивающиеся люди, добитая промышленность, разваленное сельское хозяйство, грязь и хаос, наркомания и преступность. Подобная подача материалов стала системной. По всему выходило, что Лукашенко — куда как более успешный президент, нежели Путин. Напряжение между двумя лидерами стало нарастать. Путин попытался ускорить союзные проекты. Но теперь против был уже Лукашенко — он понимал, что в сложившихся условиях о Кремле можно забыть, а введение единой валюты и реализация других союзных проектов может просто поставить его в личную зависимость от Путина. Немало масла в огонь подлили и российские оппозиционные политики — считая Путина прямым наследником Ельцина, они вовсю поносили то, что делал новый российский президент и превозносили до небес настоящие и вымышленные заслуги Лукашенко.
Между тем российские коммунисты и патриоты совершили очень серьёзную политическую ошибку — они авансом объявили Лукашенко сторонником социальной справедливости, как минимум — убеждённым социалистом и харизматическим лидером общеславянского и русского мира в частности, который возглавил интеграционные процессы на постсоветском пространстве и который может остановить распад русской государственности. Действительно, и тогда, и, самое главное, сейчас, на постсоветском пространстве нет более прорусски настроенного руководителя, чем Лукашенко. И в этом нужно отдавать себе отчёт — даже сегодня Белоруссия и Лукашенко при всей сложности его отношений с Медведевым и Путиным по всем параметрам ближе России, чем та же «потеплевшая» Украина Януковича, не говоря уже о всех остальных постсоветских странах, где у руля находятся либо откровенные русофобы (Прибалтика, Грузия, Молдавия), или же прагматики, готовые как воспользоваться выгодами от союза с Россией, так и тут же разменять этот союз на более выгодные сделки с Евросоюзом или США.
Но быть самым прорусским руководителем — ещё не означает быть полностью надёжным союзником и тем более — русофилом. Несмотря на весь общеславянский пафос и прорусскую риторику, Лукашенко всегда осторожно относился не только к прозападным партиям и движениям, но и к прорусским и коммунистическим структурам. Он скорее их терпел — в Белоруссии ни прорусские, ни коммунистические структуры так и не вышли на ожидаемый ими самими уровень. Лукашенко они были просто не нужны — он сам должен был быть защитником униженных и обездоленных и главным гарантом стратегических отношений с Россией. Напрямую прорусские и коммунистические организации до поры до времени не подвергались давлению сверху — это явно бы озадачило коммунистов и патриотов в России, на которых опирался Лукашенко. Но и развиваться им не давали — их попросту не пускали во власть, замалчивали информацию об их деятельности в СМИ.
Постепенно НДБ стало сходить на нет — бороться против Лукашенко активисты не хотели, так как считали, что он выражает их интересы, а выступать «за» тоже было как-то неудобно — это гораздо активнее делали представители «вертикали». Любопытна и судьба лидеров прорусского левого НДБ: лидер либерал-демократов Гайдукевич стал штатным «кандидатом в президенты», стабильно набирая менее 5% голосов избирателей и не играя никакой роли между выборами, руководитель коммунистов Чикин некоторое время возглавлял небольшую газету, а затем и вовсе исчез с политической авансцены, предпочтя уйти в тень и сейчас вовсю расхваливает действующего президента. Лидеры РПТС Нетылькин и БПП генерал Баранкевич неожиданно умерли. Смерть генерала Баранкевича стоит особняком в этом ряду — он должен был стать сенатором. Отставной генерал был искренним человеком. Он, безусловно, поддерживал Лукашенко, но был вполне самостоятельной политической фигурой. Его смерть широко никогда не обсуждалась — он был противником Запада и слишком многим мешал. Хотя нельзя исключать и того, что человек просто не выдержал физически несоответствия слов и реальных поступков белорусской власти. Руководитель партии Славянский Собор «Белая Русь» Сергеев, немало сделавший для победы Лукашенко, был вытеснен на обочину политической жизни — один из лидеров прорусских сил, человек как минимум министерского уровня, сегодня работает в какой-то газете на скромной должности. После того, как были устранены или приструнены лидеры, прокатилась волна репрессий и по низовым активистам — многих просто уволили с работы или заставили уйти в иные сферы деятельности.
Постепенно, по мере усиления напряжённости по линии Путин-Лукашенко, утратили свои позиции и умеренно прорусские политики — Заметалин сегодня возглавляет «Беларусьфильм», Посохов оказался не у дел. Последним своего влияния лишился Шейман, которого Лукашенко отправил с глаз подальше руководить добычей нефти в Венесуэлу. Им на смену пришли другие — Макей, Рубинов, Петкевич. Всё это новая волна аппаратчиков, представляющих некую смесь номенклатуры советского образца, но мягко ориентированной на Европу. А новый министр культуры Латушко и вовсе очевидный русофоб и националист, на сегодняшний день являющийся почти символом белорусизации и дерусификации.
Не суждено было сбыться и надеждам Лукашенко сыграть на противопоставлении своих «новых» отношений с Медведевым со «старыми» взаимоотношениями с Путиным. Тандем Медведев-Путин чётко дал понять Лукашенко, что у обоих российских лидеров в отношении белорусского президента сформировалось устойчивое негативное отношение.
Непризнание Абхазии и Южной Осетии Белоруссией, нефтегазовые войны, взаимные пиар-атаки привели отношения недавних союзников к окончательному тупику. Не приходиться сомневаться, что Лукашенко выиграет выборы в любом случае — на сегодня он полностью контролирует вертикаль власти на местах, а та в свою очередь — проведение выборов и, что самое главное, «правильный подсчёт» их результатов. Сделав определённые уступки Евросоюзу, Лукашенко всерьёз может рассчитывать на легитимизацию (полную или частичную) своего очередного президентского срока.
Россия в этом случае оказывается в сложной ситуации — во многом из-за ошибок российской политики в Белоруссии на текущий момент практически нейтрализованы прорусские силы — их остатки представлены различными незначительными общественными объединениями. Они способны формировать общественное мнение, но не способны к борьбе за власть. А для их реанимации нужен определённый срок. Помимо того, что отстранение Лукашенко от власти является очень непростой задачей (на порядок сложнее, чем отстранение Ющенко), оно к тому же непредсказуемо по своим последствиям — вполне вероятен сценарий, по которому к власти в Белоруссии могут прийти местные националисты и сторонники европейского вектора развития. На сегодня они имеют сеть финансируемых Западом структур и к тому же широко представлены во властных коридорах. В таком случае вокруг России практически замкнётся санитарный кордон (вовсе не факт, что Украина Януковича не примкнёт к этому кордону, а без Януковича — и подавно).
Не устраивает нынешняя ситуация и Лукашенко. Он попал в тонко расставленный для него капкан. В отношениях с Россией — тупик. В Европе его не примут. Во всяком случае, более, чем вероятно, что после его отрешения от власти (которое может произойти и под нажимом Евросоюза, если Лукашенко будет вынужден «демократизировать» внутриполитическую жизнь) найдётся немало тех (в том числе и среди его нынешнего окружения), кто по инициативе из-за границы проинициирует вопрос о международном суде над Лукашенко в Гааге. Не думаю, что это лучший вариант для всего русского мира. Пусть Лукашенко и «сукин сын», но он «наш сукин сын». И в этом смысле мы должны разобраться во всём без Европы.
Совершенно очевидно, что нынешняя команда Лукашенко ни на что путное не способна, кроме скрытой и явной русофобии, безудержного восхваления президента и борьбы с любыми разумными инициативами и гражданскими свободами. Точно также очевидно и то, что промедление в этой ситуации для Лукашенко чревато политическим крахом. Что же делать Лукашенко и тандему Медведев-Путин? Напрямую они сейчас договориться вряд ли смогут. Необходимо «сбавить обороты», прекратить взаимные обвинения и начинать трудный диалог. Последним шансом для Лукашенко остаётся назначение на ключевые должности влиятельных прорусских политиков и общественных деятелей, сегодня пребывающих на положении «сосланного Меньшикова».
Возвращение во власть и гражданское поле таких авторитетных людей, как Заметалин, Шейман, Сергеев, Посохов, привлечение к разработке идеологической линии серьёзных аналитиков уровня Баранчика, Елфимова, Зеленковского позволит, с одной стороны, стабилизировать ситуацию в Белоруссии, где прозападный и русофобский уклон набирает всё большие обороты, а с другой стороны, начнётся процесс взаимодействия прорусской элиты в Белоруссии с российской стороной. России же следует серьёзно поддержать прорусские силы в Белоруссии, которые только и в состоянии обеспечить долгосрочный геополитический союз. Без упрочения таких сил белорусско-российские отношения будет вечно лихорадить — даже если бы Лукашенко был самым что ни на есть верным союзником, крайне неосмотрительно и недальновидно выстраивать белорусско-российские отношения вокруг одного человека, который всё равно рано или поздно уйдёт по политическим или физиологическим причинам.
Не нужно и демонизировать Лукашенко — образ «психопата и врага России, лживого и коварного диктатора» столь же далёк от реальной личности белорусского президента, как и миф о «собирателе русских земель, порядочном и искреннем защитнике славянства и всех простых людей».
Российско-белорусским отношениям нужна фундаментальная перезагрузка. России нужно работать с Лукашенко, несмотря на все сложности последнего времени — слишком велика цена «союзного проекта» для будущего возрождения Русского мира. А Лукашенко должен попытаться использовать свой последний шанс и наконец-то сделать окончательный выбор между Хмельницким и Мазепой в своей политике.
