Потребление спиртных напитков — сложное социальное явление. Возможно, даже более сложное, чем государство. Поэтому централизованные попытки перестроить рынок алкоголя с помощью регулирования почти всегда ведут к непредсказуемым последствиям. А если при этом ещё преследуется сразу несколько целей, то никакого результата, скорее всего, достигнуто не будет.
Всякий раз, когда российская власть берётся за очередной этап алкогольной реформы, её успешность можно предсказать с абсолютной достоверностью и без поллитровки простым, как солёный огурец, способом. Достаточно всего лишь загибать пальцы, подсчитывая цели, которые предполагается достичь в ходе этого сложного комплекса мероприятий. Если загнуто более одного пальца, можно расслабиться — всё впустую, ничего не выйдет. Если просматривается одна основополагающая цель — впору насторожиться: возможно, выпивающего человека ждут неприятности. Именно поэтому публикация Минфином на этой неделе «Основных направлений бюджетной политики», в которых раскрывается наконец смысл решений правительства, определяющих правила игры на алкогольном рынке в 2010 году, сняла все вопросы — опасаться нечего, лукавый бес системности в очередной раз попутал власти Российской Федерации, как и ранее, гоняться предполагается за целым выводком зайцев, а посему все напасти нам будут трын-трава.
История всех реформ на алкогольном рынке с 1993 года, когда указом Бориса Ельцина восстанавливалась государственная монополия на производство и оборот крепкого алкоголя, показывает, что именно на этом рынке государство не способно добиться более чем одной цели. Опыт уже первой реформы — а вернее, полное её забвение в памяти народной — это наглядно показывает. Напомним, почему же никто не помнит, каким образом осуществлялась грозная госмонополия на продажу водки в ситуации, когда её сложно было купить разве что в дошкольных детских учреждениях. Государство решало сразу несколько задач — это и сохранение занятости в алкогольной промышленности, и сокращение потребления нелегального алкоголя, и фискальная поддержка региональных властей, и увеличение инвестиционной привлекательности пивоваренной отрасли. Именно поэтому госмонополия, которая формально существовала до 2002 года и заключалась в квотировании поставок спирта, не запомнилась своим существованием никому, кроме специалистов.
Когда в конце июня 2009 года Минфин впервые заговорил о возможном повышении акцизов на спиртное и пиво в связи с необходимостью увеличения сбора доходов федерального и регионального бюджетов, я было обеспокоился о судьбе своих пьющих знакомых. Все предыдущие инициативы государства в последние месяцы были вполне привычным мельтешением, полностью соответствующим моим представлениям о комплексном подходе к госрегулированию алкогольного рынка. Споры о том, нужно ли развивать систему ЕГАИС, какие полномочия должен получить Росалкоголь, стоит ли «Росспиртпрому» давать монополию на производство водки, не слишком ли глубокий кризис складывается в пивоваренной отрасли и не стоит ли в связи с этим запретить использовать человеческий голос как способ рекламы пива, убеждали меня лишь в одном: у правительства по-прежнему десятки целей в потенциальной антиалкогольной кампании, а значит, она будет безуспешной. Единый фискальный мотив — другое дело: алчность — одна из немногих сил, способных победить безалаберность. Впрочем, когда выяснилось, что фронтального увеличения акцизов на пиво, водку и спирт, что позволило бы государству достичь хотя бы каких-то предсказуемых целей, не будет, я перестал пристально интересоваться темой. А когда президент Дмитрий Медведев провёл совещание, призванное выработать действенные меры по борьбе с распространением алкоголизма в молодёжной среде, я окончательно успокоился, хотя и не пью: пронесло.
Причины, из-за которых не работает комплексный подход в решении хоть каких-то задач в области алкогольной политики государства, хотя и выглядят мистическими, вполне рациональны. Дело не столько во всесилии водочного или пивного лобби и не в том, что конкуренция разных групп влияния в правительстве делает при сложении всех векторов результат нулевым.
Дело в том, что сам по себе алкогольный вопрос настолько сложен и многогранен, что любая попытка сложного воздействия на алкогольный рынок приводит к непредсказуемым результатам. Удаются лишь самые простые решения, и лишь за счёт того, что их результат во всех не затрагиваемых формально областях, имеющих отношение к алкогольному рынку, не является предметом анализа. Борцы с алкогольным рынком действительно не знают, с чем именно они ведут борьбу, — против них выступает один из главных российских социальных феноменов последних веков.
Употребление алкоголя — один из старейших институтов общества, имеющих десятки граней. С одной стороны, алкоголизация — институт общественный: объёмы потребления того или иного вида алкоголя напрямую связаны не столько с его ценой, сколько с культурой алкоголизации в конкретном сообществе. Вследствие этого потребление того или иного вида алкоголя во многом определяется культурными факторами: было бы смешно предполагать, что распространение слабоалкогольных коктейлей в 2001-2007 годах напрямую определялось относительно низкими акцизами на спирт, — спрос на алкоголь не особенно эластичен.
С другой стороны, алкоголь — наркотик, вызывающий сильную физическую зависимость. В силу этого его распространённость в том или ином виде зависит от чисто социальных факторов, например от веса застойной бедности в обществе и от социального расслоения, к тому же алкоголизм в этой среде — наследственное заболевание. С третьей, алкоголь — это достаточно общепринятый досуг, причём весьма популярный: как показала практика 70-х годов в СССР, при репрессивной политике в культурной жизни водка чрезвычайно легко занимает население, лишённое возможности интересоваться чем-то другим. С четвёртой стороны, алкоголь — национальное средство социализации: общество, подвергающееся хроническому стрессу в течение чуть ли не тысячелетия, не так быстро меняет свой образ мышления в этой области.
Перечисление тех или иных аспектов, связанных с употреблением алкоголя, может затянуться. Важно то, что это крайне многогранная проблема. Я передёргиваю, даже говоря об алкоголе как о проблеме — во многом это элемент ландшафта, причём не только российской — мировой цивилизации. Во всяком случае, феномен массовой алкоголизации намного сложнее, чем аналитический инструментарий практически любого из известных нам государственных или частных институтов. Динамика спроса на алкоголь весьма и весьма непредсказуема — никто, например, не способен был предсказать стабилизацию потребления крепкого алкоголя в первые месяцы кризиса 2008 года в России. Ссылки на то, что это эффект ухода в тень алкогольного производства, не подтверждаются как данными аналитиков по потреблению спиртного, так и отсутствием перехода на дешёвый алкогольный ассортимент, который прогнозировался в начале кризиса. Оба прогноза — что из-за снижения реальных доходов пить будут меньше и что из-за безработицы пить будут больше — пока не оправдывают себя.
Так может ли правительство, в настоящий момент решившее резко повысить размер акцизов на пиво и перейти на единый акциз на спирт для производства любой алкогольной продукции, рассчитывать хотя бы на один из заявленных эффектов от своей программы? А ведь заявлены сразу несколько целей, от роста налоговых сборов до популяризации здорового (в определении правительства — безалкогольного, многие не согласятся) образа жизни населения.
В принципе возможно придумать цель, которая была бы достижима. Например, комплекс мер по прекращению подросткового алкоголизма вполне возможен. Правда, есть сильное подозрение, что следствием этого может быть сколь угодно неприятные для государственных мужей и непредсказуемые эффекты, от политической или религиозной радикализации молодёжи до стремительного изменения в семейных институтах, но вот именно этой цели — сделать так, чтобы молодёжь прекратила пить пиво, и будь что будет — добиться можно. Правда, за последствия и реальную стоимость такого решения отвечать невозможно: необходимо, чтобы постановщики целей точно представляли себе весь комплекс взаимосвязей, которые завязаны в обществе на алкоголь. А это задача для гениального социолога и, видимо, неограниченного в средствах финансиста из госбюджета.
Добиться на алкогольном рынке сразу нескольких целей — это задача для социального инженера такой мощи, что, пожалуй, стоит обрадоваться, что таковой ещё не родился на свет, поскольку вряд ли он избрал бы своей целью именно искоренение пьянства, а не более масштабные задачи по переустройству человеческой цивилизации. Во всяком случае, в Дмитрии Медведеве такого инженера человеческих душ не видно, а значит, пока всё в порядке.
