Александр Проханов: Мистика Русской Победы

9 мая мы будем праздновать нашу Победу. Её сотворили победоносная мощь нашей армии и флота, неподражаемое военное искусство наших полководцев, несокрушимость советского оружия, железная организация партии, неутомимый труд индустрии, гений полководца и вождя Иосифа Сталина.

Эта победа была одержана не просто над самой могучей армией Европы, не просто над пассионарным немецким народом, не просто над магическим гением Гитлера. Эта победа была одержана над глубинной мировой тьмой, над черной бездной, из которой в мир выливалось инфернальное адское зло. Это была победа над абсолютно вселенским злом, которое утягивало человечество в адскую пропасть. Поэтому наша Победа священна. Война сорок первого—сорок пятого года — священная война. Недаром православная церковь собирается отпраздновать нашу Победу как религиозный священный праздник.

Нечто подобное случилось две тысячи лет назад, когда род людской, одержимый тьмой, превращённый в скопище содомитов, был обречён на истребление. И Господь, возлюбив людей, направил для искупления людских грехов, исправления рода человеческого своего любимого сына, попустил распятие его на кресте. Христос распятый спас человечество, продлил его существование во вселенной.

Советский народ своей непомерной жертвой, тридцатью миллионами павших на полях сражений, совершил христовую жертву, подтвердил христовый подвиг России, сопоставимый с распятием христовым. Советские воины, павшие на полях великих битв, оросившие своею кровью снега и травы, были герои СССР, христовые мученики. Сражаясь на полях великой войны, русский народ подтвердил свою миссию, утверждавшую, что он — народ-богоносец.

О чём думал Сталин, когда он стоял на Мавзолее во время великого парада 1945 года, и гвардейцы-победители швыряли к его ногам закопчённые изодранные штандарты немецких дивизий? На его лице не было торжества, не было надменной гордыни. Он был печален, исполнен глубокой думы. Должно быть, он думал: всё, что предшествовало этой Победе, было неизбежно и верно. И огонь революции, и драма гражданской войны, и страшный рывок народа, надрывно строившего авиационные и танковые заводы, и муки репрессий, и первые дни поражений, которые затем сменились наступательным валом войск и красным знаменем в центре Берлина.

Тот давнишний парад был священным. Он проходил на Красной площади — в этом храме Русской Победы. И там, на этой площади, генералиссимус, принимая кровавые дары Победы, был подобен царю-венценосцу, которого венчают на царство в Успенском соборе.

Там военный генералиссимус, политический вождь, социальный строитель стал помазанником. Он, возвративший российской империи её территории, вернувший российской культуре её сокровенные классические ценности, восстановивший православные престолы и храмы — он вместе со своим народом одержал мистическую Победу, после которой его можно было называть повенчанным на царство красным монархом.

Быть может, смысл сталинизма во всей его полноте, во всей его драме и пафосе заключался в том, чтобы российский народ в недрах этого сталинизма одержал священную победу и вывел русского человека в космос.

Есть взгляд, согласно которому вся череда исторических событий есть результат первичного толчка, ударного воздействия огромной изначальной причины.

И другой взгляд — грядущая неразличимая цель, как великий магнит, вытягивает на себя все предшествующие ей события, выстраивает их в направлении этой таинственной, мерцающей, как далёкая звезда, цели. Согласно этому взгляду, Победа сорок пятого года была одержана гораздо раньше. Она была одержана в тридцатых годах на великих и дерзких стройках. Была одержана в период мучительной для народа коллективизации, во время трагических процессов, где сокрушались один за другим сталинские враги. Она была одержана в ту осеннюю ночь, когда пушки крейсера «Аврора» наставили свои жерла на Зимний дворец.

Как бы ни тяжела была сегодня наша участь, какой бы мучительной и беспросветной ни казалась русская жизнь, мы должны сознавать: русская победа двадцать первого века уже одержана. Её священный магнит вытягивает на себя все нынешние явления и события, всю кажущуюся неразбериху наших мучительных и трагических дней.

Двадцатый век был русским веком. Мы — те, которым надлежит подтвердить и в двадцать первом веке великую Русскую Победу, сделать его, этот век, русским веком.