Открывший свою работу еще 14 февраля 1956 года ХХ съезд Коммунистической партии Советского Союза (КПСС) уже шел к своему завершению, когда его участников и некоторых зарубежных гостей оповестили, что 25 февраля, в заключительный день Съезда, на утреннем заседании состоится доклад 1-го секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущева.
Тема доклада звучала более чем интригующе — «О культе личности и его последствиях».
И хотя повестка дня съезда вроде была уже исчерпана, заслушаны все отчеты, утверждены решения, избраны новый состав Центрального Комитета и его Президиум, тема доклада была настолько волнующая, что практически все извещенные поспешили прибыть в зал заседаний.
Вопреки позднейшим утверждениям и Хрущева, и различных либерал-реформаторов (коммунистических и антикоммунистических), сам этот негативный термин «культ личности» родился вовсе не на ХХ съезде, а чуть ли не тремя годами ранее — едва успел умереть И.В. Сталин, к которому, собственно, этот термин и относился. Хотя, разумеется, прямо покойного вождя не упоминали, но нетрудно было догадаться, кто же имеется в виду. Причем в оборот он вошел уже в марте 1953 года с подачи такого соратника и почти что земляка вождя, как Лаврентия Берии, и подконтрольного тогда ему Георгия Маленкова.
Маленков тогда занимал пост главы правительства, а Берия стал после смерти Сталина не только его первым замом, но и руководителем МВД, к которому спешно присоединили и министерство госбезопасности (МГБ). Уже в марте 1953 года новое руководство этого объединенного министерства предало широкой огласке действия органов госбезопасности по фальсификации судебных дел; сообщалось, что широко применялись пытки и истязания заключенных и что Сталин причастен к этим преступлениям. В печати были опубликованы факты, связанные с фальсификацией «дела врачей», «мингрельского дела» грузинских политических деятелей, «ленинградского дела». В этой связи были преданы гласности методы работы следственного отдела МГБ по особо важным делам. Группу сотрудников этого министерства уволили и даже арестовали.
21 марта 1953 года первой из репрессированных была реабилитирована жена Вячеслава Молотова, старая коммунистка Полина Жемчужина. 27 марта президиум ЦК КПСС принял постановление «Об амнистии». Затем последовали реабилитация лиц, привлеченных по различным «делам» конца 1940-х-начала50-х гг.
Президиум ЦК КПСС 10 апреля 1953 года одобрил «проводимые тов. Берия Л.П. меры по вскрытию преступных действий, совершенных… в бывшем Министерстве госбезопасности СССР, выражавшиеся в фабрикации дел на честных людей». 9 мая 1953 года Президиум признал «порочной… практику отношения к анонимным заявлениям, когда они принимаются во внимание, как документы, заслуживающие доверия, чем широко пользуются клеветники».
Впрочем, уже в июне 1953 года «враг народа» Берия вышел из доверия, а «Хрущев и Маленков надавали ему пинков». На последовавшем Пленуме ЦК Берии бывшие товарищи «шили» не только шпионаж в пользу десятка вражеских разведок, попытку сдачи ГДР и «аморальное разложение». Лаврентию Павловичу также приписывались коварные планы по дискредитации священного имени товарища Сталина — разумеется, исключительно из желания прикрыть свою собственную подрывную деятельность.
Хрущев и Маленков продолжили процесс реабилитации — хотя, как отмечает профессор В.П. Наумов, в первую очередь из тюрем и ссылок «были возвращены близкие родственники и друзья членов президиума ЦК КПСС и других руководящих работников». Затем последовали обращения в ЦК и правоохранительные органы родственников других пострадавших от репрессий 30-х годов. Количество освобожденных нарастало с каждым днем.
За короткое время были пересмотрены дела генералов К.Ф. Телегина, В.В. Крюкова, B.C. Голушкевича, И.А. Ласкина, адмирала В.А. Алафузова и других военачальников. Многих из них арестовали во время войны или после ее окончания и по несколько лет содержали под стражей без следствия и суда. В середине 50-х гг. была реабилитирована группа руководящих комсомольских работников, видные специалисты авиационной промышленности, Главного артиллерийского управления, значительное количество крупных партийно-советских работников, а также большая группа генералов, которые во время Великой Отечественной войны попали в немецкий плен.
Хрущев, Маленков и их товарищи по Президиуму ЦК КПСС, разумеется, ответственным за эти преступления сделали Берию и его соратников по органам госбезопасности и внутренних дел. В связи с подготовкой судебного процесса над Берией и его сообщниками, действительно, был выявлен большой объем материалов, раскрывавший факты незаконных репрессий, фальсификации следственных дел, применения пыток и истязаний заключенных. И хотя Берию и его подельников приговорил к расстрелу закрытый суд, Президиум ЦК решил распространить текст обвинительного заключения по этому делу (48 страниц типографского текста брошюры большого формата) и разослать в местные партийные организации (в вузах — и в комсомольские организации).
Осенью 1955 года органы госбезопасности активизировали работу по пересмотру дел партийно-советских работников, осужденных в 1937-1939 гг. При этом вскрывались и грубые фальсификации дел, и методы, которыми добывались «признательные показания». Президиум ЦК вынужден был активно заниматься рассмотрением фальсифицированных дел, реабилитировать безвинно пострадавших.
«После смерти Сталина, — вспоминал Анастас Микоян, — ко мне стали поступать просьбы членов семей репрессированных о пересмотре их дел. Я отправлял эти просьбы Руденко (генеральный прокурор СССР). Очень много случаев было, когда после проверки полностью они реабилитировались. Меня удивляло: ни разу не было случая, чтобы из посланных мною дел была отклонена реабилитация».
Наконец, партийному руководству стало очевидно, что как-то надо решать всю проблему в комплексе. 31 декабря 1955 года Президиум ЦК принял решение создать комиссию ЦК КПСС для установления причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП (б), избранных на XVII съезде партии. Как позднее пояснял Микоян, XVII съездом, состоявшемся в 1934 году, решили ограничиться, потому, что это был первый съезд без разных оппозиций и уклонов, где теоретически были представлены исключительно сторонники «генеральной линии», отчего он и вошел в историю как «съезд победителей». Иными словами, с точки зрения даже таких «либералов», как Микоян, в расправах с оппозиционерами «генеральной линии» коммунистической партии они ничего предосудительного не видели.
Возглавить комиссию поручили секретарю ЦК Петру Поспелову. Комиссия изучила документы генпрокуратуры, КГБ и других органов, раскрывающие механизмы и методы репрессий, и установила численность репрессированных с 1935 по 1940 год. Только за два года (1937 — 1938), как выяснила комиссия, по обвинению в антисоветской деятельности было арестовано 1 548 366 человек, из них расстреляно 681 692. Было арестовано по два-три состава руководящих работников республик, краев и областей, из 1966 делегатов ХVII съезда ВКП (б) было арестовано 1103 человека, из них 848 расстреляли. Больше всего членов президиума ЦК, даже ортодоксально настроенных, возмущал именно факт того, что для всех преданных суду членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) избрана была только одна мера наказания — расстрел.
При этом, что показательно, члены комиссии пришли к выводу об оправданности массового красного террора в годы Гражданской войны. Не ставилась под сомнение правомерность репрессий против служителей церкви и «ликвидация кулачества как класса».
Стоит также отметить, что хотя в своих мемуарах Хрущев выставляет себя главным сторонником разоблачения расправ Сталина с правоверными коммунистами (всех прочих Никита Сергеевич до самой смерти считал «контрой»), на самом деле и другие члены президиума ЦК имели претензии к сталинскому руководству. И основные дискуссии на протяжении нескольких месяцев, предшествующих ХХ съезду, шли лишь о форме, как подать информацию о незаконных репрессиях, и о ее объемах. То есть, чтобы не подорвать позиции партии, как монопольной руководящей силы в стране, и позиции самого СССР на международной арене.
9 февраля 1956 года президиум ЦК заслушал сообщение комиссии Поспелова. Микоян вспоминал: «Докладчиком от комиссии был Поспелов (он был и сейчас остается просталински настроенным). Факты были настолько ужасающими, что, когда он говорил, особенно в таких местах очень тяжелых, у него на глазах появлялись слезы и дрожь в голосе. Мы все были поражены, хотя многое мы знали, но всего того, что доложила комиссия, мы, конечно, не знали. А теперь это все было проверено и подтверждено документами».
После доклада Хрущев изложил свою позицию: «Несостоятельность Сталина раскрывается как вождя. Что за вождь, если всех уничтожил? Надо проявить мужество сказать правду. Мнение: съезду сказать, продумать, как сказать. Кому сказать. И если не сказать, тогда проявим нечестность по отношению к съезду. Может быть, Поспелову составить доклад и рассказать — причины культа личности, концентрация власти в одних руках, в нечестных руках».
Хрущев на этом заседании поставил один из важных вопросов: где следует сказать о преступлениях Сталина? И тут же дал на него ответ: на закрытом заседании съезда. Он предложил напечатать и раздать делегатам съезда ленинское «Завещание» и «Письмо по национальному вопросу». В этих работах Ленин критиковал Сталина и других руководителей партии, но все прочие были «разоблачены» как «враги народа» и уничтожены.
Молотов попытался убедить членов президиума в том, что в докладе должна быть формулировка «Сталин — продолжатель дела Ленина», и аргументировал это тем, что 30 лет партия жила и работала под руководством Сталина, осуществила индустриализацию страны, одержала победу в войне и вышла из нее великой державой.
Следующим взял слово Каганович: «Историю обманывать нельзя. Факты не выкинешь, — сказал он. — Правильное предложение товарища Хрущева доклад заслушать… Мы несем ответственность, но обстановка была такой, что мы не могли возражать». Далее Каганович вспомнил о трагической судьбе своего брата Михаила, который застрелился, чтобы избежать ареста как «враг народа». «Но мы были бы нечестны, — продолжил он, — если бы сказали, что эта вся борьба с троцкистами была неоправданна. Наряду с борьбой идейной шло истребление кадров. Я согласен с товарищем Молотовым, чтобы провести с холодным умом, как сказал товарищ Хрущев».
Каганович считал, что информировать делегатов съезда надо так, «чтобы нам не развязать стихию. Редакцию доклада предподнести политически, чтобы тридцатилетний период не смазать, хладнокровно подойти». В общем, Каганович пытался примирить позиции Хрущева и Молотова. Булганин, поддерживая в целом предложение Хрущева, посчитал возможным, оценивая роль Сталина, разделить его деятельность на два этапа: первый — до 1935 г., когда Сталин был «правоверным марксистом»; второй — после 1935 г., когда Сталин «перестал» им быть.
Очень эмоционально выступил Ворошилов. Призывая к осторожности, он рассказывал о непримиримой и жесткой борьбе Сталина с врагами партии. «Сталин осатанел в борьбе с врагами», — заметил он.
«Двухэтапный подход» к оценке деятельности Сталина был поддержан многими участниками заседания. Микоян говорил: «Как относиться к прошлому? До 34 года вел себя героически, после 34-го года показал ужасные вещи, узурпировал власть». Не осуждая Сталина, когда он вел идейную борьбу с троцкистами, Микоян предложил опубликовать ленинское «Завещание» в открытой печати.
Суслов предложил придать докладу исключительно политический характер. В связи с этим он посчитал неуместным «давать в целом характеристику Сталина» и поддержал мысль о том, что было бы правильным разделить деятельность Сталина на два этапа.
Маленков, поддерживая предложение Хрущева, сказал, что испытывает чувство радости в связи с тем, что будут оправданы товарищи. «Никакой борьбой с врагами мы не объясним, за что перебили кадры. «Вождь» действительно был «дорогой». На два этапа не делить. Связать с культом личности. Мы этим восстанавливаем Ленина по-настоящему. У Сталина проскальзывало к Ленину нехорошее отношение. Не делать доклада о Сталине вообще».
Подводивший итоги прений Хрущев, сглаживая остроту дискуссии и учитывая, что формально все признали необходимость информировать съезд о происходившем при Сталине, сказал, что он «не видит расхождений, что съезду надо сказать правду. Да, в выступлениях были оттенки, их надо учитывать. Все мы работали со Сталиным, но это нас не связывает, когда выявились факты, сказать о нем, или мы оправдываем [и его] действия. Не сбрасывать со счетов, что через три месяца после смерти Сталина арестовали Берию. Этим мы расчистили [путь] к действиям. Сказать нам не стыдно, не бояться, не быть обывателями, не смаковать, развенчать до конца роль личности».
!3 февраля президиум ЦК сделал в итоге решение сделать в последний день съезда закрытый доклад, и поручить его Хрущеву. Основой доклада должен был стать доклад комиссии Поспелова. Впрочем, как ни странно это сейчас прозвучит, выводы Поспелова в целом были куда более решительные и неприятные для партии, чем те, что огласил в своем докладе Хрущев. Большинство исследователей подчеркивают, что многие выводы комиссии Поспелова либо были смягчены, либо убраны вовсе. Однако, что любопытно, негативные выводы, убранные или смягченные, в основном касались деятельности самой коммунистической партии, точнее, ее руководства. Зато лично товарищу Сталину в огород Хрущев от себя добавил несколько увесистых булыжников.
Как отмечал верный ельцинский соратник и спичрайтер Рудольф Пихоя в своей статье «Страшный доклад», в первую очередь Хрущев пытался отвести обвинения в адрес действовавшего партийного руководства о соучастии в том, что называют теперь «сталинскими преступлениями». «Сталин проявлял полную нетерпимость коллективности… — говорил Хрущев. — Он действовал не путем убеждения, а путем навязывания, и кто этому сопротивлялся или старался доказывать свою правоту, тот был обречен на исключение из руководящего коллектива с последующим немедленным уничтожением».
Не менее важна была для Хрущева оценка роли Сталина в войне, в событиях послевоенного времени. Оценки Хрущева пристрастны, в них много от страха перед Сталиным. Стенограмма Хрущева сумбурна, он перескакивает с одной темы на другую. Однако своя логика здесь есть. Она — в стремлении возложить вину за все плохое в прошлом на Сталина и Берию и тем самым реабилитировать коммунистическую партию, идеи социализма и коммунизма.
Хрущев создал карикатурный портрет Сталина в дни войны. По мнению Хрущева, Сталин оказался совершенно не способным к руководству армией и страной в начале войны, целый год не подписывал приказы. «Где же все это время был главнокомандующий? — вопрошал Хрущев. — Струсил, испугался. Тяжелое положение, которое создалось в то время для нашей страны, — это результат неразумного руководства Сталина». На Сталина Хрущев возлагал ответственность за неподготовленность к войне, за окружение частей Красной Армии под Киевом в 1941 году, под Харьковом в 1942 году».
В докладе Хрущева к жертвам культа личности были отнесены только коммунисты, придерживавшиеся сталинской ориентации, но никак не оппозиционеры и не простые граждане. Что же касается оппозиционеров, то Хрущев осудил не репрессии против них, а только лишь масштаб этих репрессий и широкое применение высшей меры наказания.
«Если бы и нужно было применять суровые меры, которые были применены, то они должны были быть применены к гораздо меньшему кругу лиц, к гораздо меньшему количеству, только по отношению тех лиц, которые были безнадежными, которые упорно не отказывались от своей вредной деятельности. Кроме того, необязательно их было уничтожать, можно было держать в тюрьмах, в ссылках», — рассуждал Никита Сергеевич.
Пытаясь оправдать партийное руководство в целом, Хрущев при этом не раз пытался отметить причастность к «сталинским преступлениям» своих потенциальных противников в президиуме ЦК — Молотова, Кагановича, Маленкова. «Маленков и его люди оказывались ответственными за преступления Сталина. Окончательная схватка за власть между Маленковым и Хрущевым приближалась, и Хрущев на пути к этой схватке постепенно отнимал у Маленкова не только полномочия, но и его авторитет», — констатировал также Пихоя.
Тем не менее, для большинства делегатов и гостей съезда оглашенный текст доклада стал потрясением. Зал слушал его в полной тишине. После окончания доклада не было аплодисментов. «Ход закрытого заседания не стенографировался. После окончания доклада было решено прений по нему не открывать». Однако ошеломляющее впечатление, произведенное на делегатов съезда, заставило изменить первоначальный замысел президиума ЦК, предполагавший сохранение доклада в тайне от всей партии. Сразу после съезда было принято решение познакомить с докладом всю партию, затем актив комсомольских организаций, работников советского аппарата (но без публикаций в печати).
С докладом были ознакомлены руководители делегаций партий тех государств, где коммунисты были у власти, а также присутствовавшие на съезде делегации компартий Италии и Франции. Затем доклад в сокращенном виде был разослан руководителям остальных коммунистических партий мира. Разумеется, итогом такого «по секрету всему свету», стала публикация 4 июня 1956 г. текста доклада Хрущева в США одновременно госдепартаментом и газетой «Нью-Йорк тайме».
Однако даже несмотря на то, что текст доклада увидел свет на Западе и весь мир мог открыто прочесть его, в нашей стране секретный доклад Хрущева опубликовали только в 1989 г., на пятом году горбачевской перестройки.
